Книга Любимец Гитлера. Русская кампания глазами генерала СС - Леон Дегрелль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мужики сотнями возникали из топей, коричневые и фиолетовые, как квакающие земноводные.
Душой обороны под Виттишофом был один старший офицер бельгийской армии майор Хельбот, в то время начальник штаба дивизии, богатырь и совершенный идеалист. Сын и внук двух бельгийских генералов, которые оба были военными министрами, он носил на своей униформе рядом с Железным крестом первой степени боевой орден Боевого Приклада, завоеванный под Изером в 1918 году.
Вдохновленные его отвагой, наши солдаты не дрогнули на юге Виттишофа, хотя они все время находились на восемь километров впереди под стенами Штаргарда, с утра атакованного русскими танками. Оставшись последними на южном и юго-восточном участке, они цеплялись, вгрызались в землю, полностью обойденные с востока и под постоянной угрозой с юго-запада.
Роты стоически выдерживали все до конца, их громили одну за другой. Со спиной, разорванной осколком снаряда, агонизировал второй предводитель рексистской молодежи младший лейтенант Поль Мезетта, поэт, пылкая душа, настоящий рыцарь, который, несмотря на ужасные раны с Кавказской кампании, изъявил желание вновь занять свое место в бою.
От батальона Дитриха осталось всего с сотню бойцов. Они посылали проклятия, стреляли, контратаковали, катались в кровавом месиве с киргизами и монголами, но ничто не могло их сломить.
* * *
По шуму танкового боя мы определили, что русские должны быть теперь у самого Штаргарда. Наше положение было невероятно сложным. Хотя мы находились на конце изолированного южного выступа, под постоянной все более определенной угрозой окружения, с середины дня от нашего дивизионного КП мы не получили ни одного приказа, ни одной ориентировки. Было пять часов вечера. Мы должны были неотвратимо попасть в руки русских.
Мне казалось неслыханным, невозможным, чтобы нас вот так просто бросили на произвол судьбы. Я прыгнул в машину и поехал к генералу. Ни на минуту не допуская, что все уже могло быть кончено, я въехал в Штаргард и едва успел крутануть руль и свернуть в пригород: русские танки входили на улицы. Рядом с вокзальным мостом среди своих чемоданов лежали кучи тел убитых женщин, сраженных очередями из танков. На северо-западе города советские танки выстроились в боевой порядок по обеим сторонам дороги на Штеттин.
В нескольких километрах оттуда, в армейском корпусе я узнал, что наш штаб, находившийся в Штаргарде, был сметен наступавшим противником во второй половине дня: генерал исчез, как в какой-то ловушке. Армейский корпус послал нам запоздалый приказ отступить, но связных-мотоциклистов, видимо, перехватили по дороге.
Я круто развернулся и рванул к Виттишофу. Мне повезло добраться до одного нашего телефонного кабеля. Я обрезал его, подключил портативный аппарат и таким образом смог вовремя скомандовать и скоординировать отход своих людей.
Мои солдаты, чтобы не попасть в окружение, направляясь с юго-востока, совершили обходной маневр в западном и северо-западном направлениях вдоль озера Меду. Оттуда они должны были подтянуться в направлении Штаргарда, чтобы занять позицию на северо-восточной части города.
Изнуренным, разбитым этими десятью днями и десятью ночами боев, несчастным бойцам предстояло с налета совершить ночной марш-бросок на двадцать пять километров, в липкой, вязкой грязи и сыпучих песках, под постоянной угрозой обстрела врага, который мог отрезать пути отхода.
Хватало и смешных историй.
Один из наших взводов, двигавшийся до ночи по дороге из Виттишофа, не совсем точно понял устный приказ и не оценил диспозицию. Предпочитая срезать путь, он направился прямо на Штаргард, как сделал в конце дня я. Этот взвод прошел строем с оружием на перевес через город, занятый Советами уже несколько часов назад.
Ночная тьма отсвечивала от воды, бывшей повсюду. Посты красных солдат были на железнодорожном мосту. Наших людей они приняли за своих. Наши же приняли их за немцев.
Они прошли через весь город и без малейшего окрика или тревоги вышли на северо-западном направлении. Тогда они увидели перед собой выхлопные огни русских танков. По команде они обогнули их через глину черных полей.
* * *
Я прибыл на наше новое расположение в девять вечера и нашел полный беспорядок, полную анархию. Два батальона организации Тодта, командированные для строительства новой линии укреплений, отступали в безумной спешке:
— Танки! — кричали землекопы.
Один немецкий танк, отступавший с востока, был принят за советский и стал целью всеобщей пальбы.
Очень сложно было получить какие-либо сведения. Русские действительно должны были продвинуться далеко на северо-восток от Штаргарда.
Для мотоэстафеты у меня не было ни одного солдата, со мной всего было двое. Я оборудовал свой КП в соответствии с полученными приказами и расположил своего мотоциклиста на три километра впереди деревни на пустой дороге, чтобы он мог сообщить о появлении танков противника.
К восходу дорога была еще пуста. Наши люди подошли с западного направления разрозненными необнаруженными группами, по уши в грязи, пошатываясь из стороны в сторону как метрономы, ничего не зная, ничего не соображая. Командование корпусом требовало поставить их на позиции немедленно. Это было равнозначно тому, чтобы сложить каменную ограду на вершине горы.
Эти люди не были способны драться ни минуты. Я отправил их к пустым фермам: вскоре легион храпел, как эскадрилья «Юнкерсов». Чисто символически я поставил на юго-восточном направлении младших офицеров. Противник, должно быть, тоже был измотан, поскольку до ночи не было никакого движения с его стороны.
На следующий день в восемь часов утра я выдвинул своих немного встряхнувшихся, приободрившихся людей на их наблюдательные посты. Они не успели поскучать там: на нас ураганом двинулась волна из пятнадцати советских танков, затем другая из двадцати одного.
5 марта 1945 года мы по-прежнему находились на Ине. Но вместо того чтобы быть на южном участке от Штаргарда на песчаном массиве, разделявшем два рукава реки, мы были на севере, оседлав одну лишь Ину по обеим берегам.
Опять взошло холодное солнце. Две деревни, Любов и Сааров, были расположены одна напротив другой, по обе стороны реки. Левый берег, частично покрытый лесом, был выше. Правый был голым, монотонным пейзажем с бурой, слегка пересеченной местностью, перерезанной только железнодорожным полотном за домами Любова.
Первая волна советских танков всколыхнулась на подходе к этому населенному пункту. Я как раз выверял по карте наши позиции вблизи Саарова, когда все началось. На каждом берегу у нас было всего по одному потрепанному батальону.
Ни одного немецкого танка не было на нашем участке. Пятнадцать тяжелых советских танков тотчас рванули через Любов. Наши солдаты сопротивлялись, перебегая от дома к дому. В ста метрах от них по другую сторону реки я выставил все наши пушки, чтобы сдержать советскую пехоту, наступавшую вместе с танками под Сааровом.
