Книга Татуированная кожа - Данил Корецкий

– Так, – кивнул Волк. Синхронно с ним кивнули подполковник Петрунов, генерал-майор Вострецов и сам Председатель.

– И разве может справедливое недовольство преследоваться арестами? Да еще с перечеркиванием героического прошлого человека!

Теперь все, кроме Волка, покачали головами.

– Произошла ошибка, Сергей Михайлович, – солидным голосом произнес Председатель. – Ошибка уже исправлена, выводы сделаны, впредь ничего подобного не повторится. Прапорщик Волков возвращен к выполнению очередного специального задания, все претензии к нему сняты.

– Это хорошо. Но мы должны задать себе вопрос: почему такое стало возможно? И ответ прост: это сопротивление старого мышления. Перестройка должна искоренить рецидивы старого...

– Мой напарник арестован. Капитан Лазаренко. Тот, с которым мы разговаривали, – вклинился Волк в плавную речь Генсека.

– Что? Арест за слова? Вот это и есть рецидив старого! – как бы даже обрадовался Грибачев.

Генерал Вострецов метнул в Волка испепеляющий взгляд.

– Эту ошибку мы тоже исправим! – молодцевато заверил Председатель.

– Вот это хорошо, когда есть понимание, – Грибачев улыбнулся. – А теперь, боец, покажи, как тебя разукрасили...

Волк снял пиджак, расстегнул и стащил через голову рубашку. В главном кабинете страны, среди чопорных фигур своих начальников он, голый по пояс и покрытый татуировкой, выглядел совершенно вызывающе и дико.

– Ого-го! – Грибачев изумленно присвистнул и обошел его кругом. – Целая картинная галерея!

Он повернулся к остальным, будто приглашая разделить его изумление. И все разделили, подкатив глаза и покачивая головами.

– Ну что ж, это очень убедительно... Очень! Я имею в виду, что это должно убедить кого угодно. Только... Ведь это было очень больно? Правда, боец?

– Да нет, чего там, – Волк пожал плечами. – Терпеть можно.

– Ну молодец! Я когда был помощником комбайнера, то комбайнер дядя Ваня наколол мне на пальце якорь. Так помню, что я с трудом вытерпел!

– Можно одеться? – спросил Волк. Он чувствовал себя неловко.

– Конечно, одевайся, боец. Надо иметь железную силу воли, смелость и преданность, чтобы приносить такие жертвы во благо Родины. Ведь их потом не уберешь, это на всю жизнь.

– Как не уберешь? – насторожился Волк. – А электрофорез?

Александр Иванович потупился, уставившись в узорчатый дубовый паркет.

– Какой там электрофорез! Вот, посмотрите! – Грибачев протянул руку и всем по очереди показал большой палец с выцветшим якорьком.

– Я свел половину, и то с большим трудом. А такая галерея – на всю жизнь!

У Волка резко испортилось настроение. Похоже, что его насаживали со всех сторон.

– Ладно, боец, прощай! Желаю успеха. Родина тебя не забудет. И ты не забывай мой телефон, может быть, пригодится!

Волк первым вышел в приемную и там дожидался остальных, которым Грибачев сделал последнее напутствие.

– Немедленно исправьте все ошибки. И с этим... капитаном тоже! А после выполнения задания Волкова наградить и обеспечить его всем необходимым. Дать наконец квартиру, подлечить...

– Есть проблема, товарищ Генеральный секретарь! – сказал Вострецов. – После выполнения задания он не сможет работать в КГБ. С такими татуировками. Ведь это броская примета...

– Ну что ж... – Грибачев развел руками. – Пожалуй, вы правы, и тут ничего не поделаешь. Жаль.

Председатель Комитета тоже изобразил на кислом лице жалость, и Вострецов попытался, хотя это ему плохо удалось. Самое искреннее выражение было у Александра Ивановича. Ему действительно было жаль Волка.

* * *

Громоздкий серый фургон-автозак заехал во внутренний двор военного трибунала, выпустив облако сизого дыма в тесное, раскаленное за день пространство. Перетянутый портупеей раздраженный начкар пружинисто выпрыгнул из кабины.

– Ну что тут у вас? Уже сменяться пора, а нас гоняют по всей Москве!

– Шпиона заберете, – безразлично ответил широкоплечий прапорщик, отряхивая с рук семечную шелуху. Ворот форменной рубашки у него был расстегнут почти до живота.

– А на кой он нам? Вон, своих оглоедов полный кузов! Раньше не могли вызвать?

– Раньше не до того было, – мрачно усмехнулся прапорщик. – Ему как двенадцать годков намерили, так он конвой раскидал, мебель побил, судью стулом чуть не грохнул! Думали, валить придется... Ввосьмером едва скрутили...

– Ладно, выводите, чего время тянуть, – начкар отпер вбитую в стальной кузов дверцу. – Сыроежкин, Мотало – приготовиться! Особо опасного принимать будем. В «карман» его!

– Да слыхали! – равнодушно поигрывая черными литыми дубинками, из душного вонючего чрева фургона неторопливо полезли угрюмые мордовороты с сержантскими лычками на краповых погонах. – Чего шуметь, что он, первый такой...

В небольшой комнате трибунала Петрунов и Ламов по очереди обняли Волка. Оба оперативника отметили, что сердце у него колотится учащенно.

– Давай, Володя, с богом!

Лейтенант Медведев в форме прапорщика ловко надел наручники.

– Пошли, браток, – тихо произнес он и раскрыл дверь.

Волк шагнул за порог с тем же чувством, с каким выбрасывался из пузатого транспортника «Ан-12» или прыгал в воду у песчаного берега Борсханы. Только там он действовал в составе подразделения, а не в одиночку, прозвище у него было Волк, а не Расписной, и кричал он совсем не то, что приходилось кричать сейчас.

– Суки! Вам шпионов не хватает?! Так делайте из меня и диверсанта!! Я Кремль хотел взорвать! Нравится, паскуды!

Возле автозака крик оборвался – Сыроежкин и Мотило сноровисто успокоили взбесившегося шпиона тяжелыми резиновыми дубинками, а когда он согнулся и зашелся в утробном кашле, привычно затолкали его в крохотную, как собачья конура, камеру в углу стального кузова.

– Паскуды лягавые! – хрипло просипел Расписной. – Вдвоем на одного, да еще с палками – это вы умеете! Снимите наручники, и я вас всех порву, а палки в жопы позасовываю!

Конвоиры не отозвались. Только из общего блока камер послышался чей-то уверенный голос:

– Кончай, кореш, ментов дрочить. Все равно без толку – их сила. А начнут тебя дублить – только время пройдет и вообще никакой жрачки не получим.

– Вот это правильно! – одобрил Мотило. – Учись, шпион, уму-разуму. Сейчас мы тебя прощаем: ты вроде как именинник, не каждый день двенадцать лет вкатывают. Но вообще держи пасть на замке – а то и до половины срока не дотянешь!

Лязгнули двери, щелкнули замки, шум разношенного мотора сотряс кузов вибрацией, и спецавтомобиль повез прапорщика госбезопасности Вольфа-Волкова в иную жизнь.