Книга Холоднее льда - Чарльз Шеффилд

Сова отнес торт к блоку переработки. Но в тот самый момент, когда он водрузил его на край желоба, жуткая усталость снова охватила все его тело с головы до ног. После будоражащих разговоров и эмоций на «Горе Арарат» Сова всю обратную дорогу ни на секунду не мог заснуть. И теперь у него не было сил прочитать сообщения, позвонить Магрит Кнудсен или поболтать с Мордом. У него даже не было сил поесть. Все это могло подождать до завтра.

Отчаянно зевая, потирая свое гладкое смуглое брюхо и прямо по пути срывая с себя одежду, Свами Савачарья направился к громадной кровати. Шелковые простыни были мягкими и холодными. Еще чудеснее, чем он их все это время помнил. Он поднял верхнюю простыню, просунул туда свою голую тушу и попытался вытянуть ноги.

Пройдя около метра, ноги застряли и дальше уже ни на микрон не продвинулись. Ровно на полпути по кровати кто-то завернул простыни наверх.

Ярроу Гобель. Теперь уже двенадцатилетний, с типично подростковыми понятиями о смешном. Сова вздохнул, опять выбрался на пол и терпеливо перестелил постель.

Затем он снова туда залез и закрыл глаза. Усталость казалась чудовищной. Но даже теперь, совершенно невероятным образом, когда все заботы ушли, и Свами Савачарья снова оказался в уютных недрах Совиной Пещеры, сон по-прежнему не приходил. Сова открыл глаза, поморгал и уставился на зернистый потолок. В чем же была проблема?

Она определенно не имела отношения к событиям в передвижной лаборатории, хотя Сова и не на шутку пострадал, допустив позорную ошибку.

Возникла ли эта проблема потом, на базе «Гора Арарат»? Когда перед изумленными глазами Совы, непосредственно в реальном времени, образовывались и пускали корни различные пары и тройки? Сайрус Мобилиус и Тристан Морган, нащупывающие путь к использованию «мобилей» в проекте «Звездное семя» с Дэвидом Ламмерманом в качестве одобренного посредника. Дэвид Ламмерман, с благословения Камиллы и при активной ее поддержке вырабатывающий новые взаимоотношения сына с отцом. И Тристан Морган, большая часть разума которого оставалась неразрывно связана с Вильсой Шир — пока она, Камилла и Джон Перри ломали голову над структурой их собственных взаимоотношений. Они могли делать совершенно отдельные карьеры, но им всегда предстояло делить уникальное наследство. Вполне естественно, что они были просто заворожены друг другом, а также Хильдой Брандт. То, что она проделала, их, похоже, нисколько не возмущало. Для детей, которые никогда не знали своих родителей, она, пожалуй, была ближе всего к матери.

И наконец сама Хильда Брандт. Даже окончательно уверившись, что формы жизни в Европейском океане являются синтетическими, она не смирилась с тем, что Европа должна потерять свой статус ограниченного доступа. Теперь же Брандт могла ее защитить, причем с куда лучшими шансами на успех, чем когда-либо раньше.

Если не считать того, что Сайрус Мобилиус тоже так просто сдаваться не собирался. Еще предстояло состояться гигантской битве за Европейский термоядерный проект, которая будет вестись на всех общественных и приватных уровнях науки, политики и надувательства. И кто в этой битве победит, Брандт или Мобилиус… вот где была настоящая проблема, достойная лучших умов в Сети Головоломок.

Впрочем, Свами Савачарьи эта проблема не касалась. Его мучила забота гораздо более личная.

Сова опять устало выбрался из постели и потопал к коммуникационному блоку. Входящие сообщения членов Сети Головоломок он проигнорировал, но все остальные прочел. Ни одно из них не имело ни малейшего отношения к работе. Там были только расспросы о его путешествии на Европу и объявления о грядущих собраниях — но собраниях общественных, а не профессиональных.

Сова вернулся в постель. Люди неверно истолковали его путешествие на Европу. Похоже, они полагали, что это указывало на полную перемену личности Свами Савачарьи. Сова знал, чего они добиваются. Им хотелось увидеть вывеску, которая в их собственных искаженных понятиях читалась бы как «Счастливый Конец».

Разумеется, они ошибались. Жизнь порядком отличалась от видеошоу. И все же, быть может, вовсе не это было подлинным сообщением…

Свами Савачарья закрыл глаза. Но он не мог закрыть своих ушей и своего разума. Вокруг Совиной Пещеры, абсолютно во всех направлениях, все недра Ганимеда буквально пульсировали активностью. Деловитые, как термиты, люди бурили, строили, бегали, извлекали и таскали; многие их тысячи, вечно бодрствующие, без конца повсюду толпились. Сова вообразил себе, что и впрямь может их слышать.

И все могло стать только хуже. Население Ганимеда росло. Эта перемена особенно бросалась в глаза в транспортных отчетах, где с каждым годом появлялось все больше и больше полетов. Все более крупные корабли перевозили все большее число пассажиров и все более тяжелые грузы. Чем все это закончится? Сколько еще Ганимед, представляя собой естественный узловой пункт между Внутренней и Внешней системой, будет стонать под тяжестью слишком многих людей — как Земля перед Великой войной?

Сова снова открыл глаза. Путешествие наружу из Совиной Пещеры позволило ему рельефно увидеть проблему. Возможно, оно также обеспечило решение этой проблемы — единственное решение, какое он только мог себе представить. По крайней мере, в пределах всей Солнечной системы.

Сова в самый последний раз выбрался из постели и вернулся к коммуникационному блоку.

— Морд, — Свами Савачарья обратился к скептической физиономии, которая в конце концов появилась перед ним на экране. Решение было принято. Сова хотел сделать ставку на Хильду Брандт. — Что вы думаете об идее долгосрочного переселения на Европу?

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Четверть столетия: сотня крупных радиационных бурь и случайного бушевания солнечных ветров; с полдюжины проходов сквозь сумятицу Пояса астероидов. Первоначальные орбиты оказались так скручены, изогнуты и исковерканы, что никакой анализ весь этот хаос уже отследить не мог.

Первый год: после того, как пределы нормального выживания оказались достигнуты и пройдены, процесс перешел ко второй стадии. Началась обратная дифференциация тканей. Руки и ноги исчезли; внутренние органы модифицировали свои функции. Сердца, печени и легкие атрофировались, а маленькие тела сжались и округлились, образуя гладкие, безликие организмы яйцевидной формы.

Пять лет: внутри капсул установилась температура жидкого азота. Все жизненные функции младенцев давным-давно замедлились и остановились. Мозги стали твердыми кристаллическими матрицами, по замерзшим сетям которых подобно тревожным снам проскакивали минимальные сигналы.

Десятилетия: конец Великой войны стал далекой историей, но младенцам не суждено было умереть. Время и выживание потеряли всякий смысл. Стало совершенно несущественно, обнаружат их сегодня, завтра или в далеком будущем.

В конце концов шесть капсул сошлись поблизости от места их первоначального появления в космосе, снова выплывая из чуждых небес на оживленные коммерческие маршруты. Со своей позиции высоко над эклиптикой наблюдательный модуль широкого охвата на мгновение коснулся потенциальных угроз для навигации своим призрачным бледно-лиловым лучом. Затем луч двинулся было дальше, но через полминуты он озадаченно метнулся назад, чтобы еще раз проверить находку.