Книга Янтарный телескоп - Филип Пулман

– Ну почему же, видела, – ответила Мэри. – Это была женщина или кто-то похожий на женщину из моего народа. Старейшина, но при этом совсем не старая.

Старейшинами мулефа называли своих предводителей. Мэри видела, что Аталь искренне заинтересована.

– Как это – старейшина, но не старая? — спросила мулефа.

– Это или-слово, – ответила Мэри. Удовлетворенная, Аталь взмахнула хоботом.

Мэри продолжала, старательно подбирая слова:

– Она сказала мне, что я должна ожидать детей, и когда они придут, и откуда. Но не сказала, зачем. Мне надо просто смотреть за ними.

– Они раненые и усталые, – сказала Аталь. – Они остановят уход шрафа?

Мэри с тяжелым чувством подняла взгляд. Ей даже не нужен был телескоп – она и так знала, что частицы-Тени стремятся вдаль еще быстрее прежнего.

– Надеюсь, – сказала она. – Только не знаю, как.

Ранним вечером, когда мулефа разожгли костры, чтобы приготовить ужин, а на небе загорелись первые звезды, в поселок прибыли несколько чужаков. Мэри умывалась в хижине; заслышав стук колес и возбужденный гомон, она поспешила наружу, вытираясь на ходу.

Уилл с Лирой проспали полдня и только теперь зашевелились: их разбудил шум. Лира, еще полусонная, села и увидела Мэри: женщина беседовала с пятью или шестью мулефа, которые окружили ее, явно очень взволнованные. Однако девочка не могла понять, сердятся они или радуются. Заметив ее, Мэри прервала разговор.

– Лира, – сказала она, – произошло что-то странное… они нашли какую-то диковину, и… Я не понимаю, что это такое… Надо пойти посмотреть. Это примерно в часе ходьбы отсюда. Я постараюсь вернуться поскорее. Берите там, у меня в доме, все что захотите: я не могу ждать, они очень волнуются…

– Ладно, – сказала Лира. Она еще плохо соображала со сна.

Мэри посмотрела под дерево. Уилл тер глаза.

– Я правда не задержусь, – повторила она. – А с вами останется Аталь.

Предводитель нервничал. Мэри быстро кинула ему на спину стремена и уздечку, извинившись за неловкость, и тут же оседлала его. Группа снялась с места и покатила к ближайшему повороту.

Они двинулись в новом направлении – к северу вдоль холмистой гряды, повторяющей линию берега. Прежде Мэри никогда не ездила в темноте и теперь убедилась, что для этого нужно еще больше самообладания, чем для езды днем. Пока они поднимались, Мэри видела слева, довольно далеко, блеск луны на поверхности моря, и в этом серебристом мерцании чувствовалось что-то одновременно холодное, скептическое и удивленное. Впрочем, удивление было в ней самой, скептицизм – во внешнем мире, а холодок – в обоих.

Порой она поднимала глаза и нащупывала телескоп в кармане, но чтобы воспользоваться им, необходимо было сделать остановку. Однако мулефа явно торопились: Мэри понимала, что любая задержка была бы им неприятна. После часа стремительной езды они свернули с каменной дороги на узкую тропку, которая тянулась в высокой, по колено, траве мимо рощи колесных деревьев к холмистой гряде; море осталось у них за спиной. Весь пейзаж был залит лунным светом; впереди горбились широкие лысые холмы с редкими расселинами, по которым в окружении деревьев бежали небольшие ручьи.

К одной из таких расселин и направилась группа. Когда они повернули, сбросив скорость, Мэри слезла и пошла дальше пешком; бок о бок с муле-фа она перевалила через холм и спустилась в лощину.

Она слышала, как журчит ручей и шелестит травой ночной ветерок. Слышала, как тихо шуршат колеса, – земля под ними была ровная, хорошо утрамбованная – и как мулефа тихо переговариваются впереди. Потом они остановились.

На склоне холма, всего в нескольких шагах от них, Мэри заметила одно из окон, проделанных чудесным ножом. Оно напоминало вход в пещеру, потому что лунный свет проникал в него, и казалось, что глядишь в глубь холма; но это впечатление было обманчивым. И оттуда, один за другим, появлялись духи.

Мэри почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. Усилием воли она стряхнула с себя оцепенение и схватилась за ближайшую ветку: ей нужно было убедиться, что физический мир еще существует и она по-прежнему является его частью.

Затем она подступила ближе. Тут были старики и старухи, дети, женщины с младенцами на руках, люди и другие создания; все гуще и гуще текли они из мрака на свет реальной луны – и исчезали.

Это было поразительное зрелище. Сделав несколько шагов в этом мире травы, воздуха и серебристого света, они озирались по сторонам – на лицах их был написан такой восторг, какого Мэри не видела еще ни разу в жизни, – и протягивали вперед руки, будто пытаясь обнять всю вселенную; а потом, словно были сотканы из тумана или дымки, просто рассеивались, становясь частью земли, росы и ночного ветерка.

Некоторые из них поворачивали к Мэри, точно хотели сказать ей что-то; они касались ее руками, и она чувствовала как бы прохладные дуновения. Одна призрачная старуха поманила ее к себе. Затем раскрыла рот, и Мэри услышала ее голос:

– Им надо рассказывать истории. А мы этого не знали. Столько времени – и не знали! Но им нужна правда. Они ею питаются. Вы должны рассказывать им правдивые истории, и все будет хорошо, все… Просто рассказывайте…

И она растворилась в воздухе. Это было одно из тех мгновений, когда мы вдруг вспоминаем забытый сон и на нас волной накатывают все чувства, которые мы тогда испытали. Это был тот сон, о котором она пыталась поведать Аталь, та самая ночная картина; но едва Мэри попробовала снова вернуть ее, как она рассеялась и пропала, подобно выходящим из черного проема духам. Сон исчез навсегда, оставив по себе лишь неуловимое, но сладостное чувство и призыв рассказывать истории.

Она вгляделась во тьму. Насколько хватал глаз, в этой бесконечной тишине двигались духи – они шли один за другим, целыми тысячами, как беженцы, возвращающиеся на родину.

«Им надо рассказывать истории», – повторила она про себя.

Глава тридцать третья. Марципан

И ты, о ларчик, начинённый

Цветущей сладостью, – весна…

Джордж Герберт (пер. И. А. Лихачёва)

Ночью Лире приснилось, что Пантелеймон вернулся и открыл ей свою окончательную форму; ей очень понравилось, как он выглядит, но наутро, проснувшись, девочка не смогла даже приблизительно вспомнить, каким он был.

Солнце взошло совсем недавно, и воздух был свежий, ароматный. Через распахнутую дверь – Мэри уложила ее в своей маленькой хижине, крытой тростником, – Лира видела солнечный свет. Она немного полежала, прислушиваясь. Снаружи щебетали птицы и стрекотало какое-то насекомое вроде сверчка; рядом тихо дышала во сне Мэри.

Лира села и обнаружила, что раздета догола. Сначала ее охватило негодование, но потом она заметила у своей постели аккуратно сложенную чистую одежду – рубашку Мэри и кусок мягкой, легкой узорчатой ткани, которую можно было обвязать вокруг талии вместо юбки: Она оделась, чуть не утонув в рубашке; но теперь ей хотя бы не стыдно было выйти из хижины.