Книга Наша светлость - Карина Демина

У Кайя есть к нему вопросы, и от ответов зависит многое.

Хендриксон не удивлен визитом. Он не кланяется, но как-то кособочится, прижимая обе руки к правому подреберью. От него несет болезнью и гнилой плотью, запах ощутим и странно, что никто прежде не обратил на него внимания.

— Да, я болен, — признается он, указывая на кресло. — Осталось уже недолго. Но полагаю, что поговорить вы пришли не об этом.

На столике у камина шеренга склянок. И Хендриксон привычно смешивает их содержимое в высоком алхимическом стакане.

— Я пришел выразить вам благодарность за помощь.

— Не стоит. Кайя, извините, но мое состояние позволяет мне говорить прямо. Я и так слишком долго откладывал разговор… неприятно, знаете ли, когда люди меняются. Дункан, Магнус и я некогда были довольно близки. Мы росли вместе. Учились вместе. Сами понимаете, насколько прочны такие связи.

Хендриксон опустился на сооружение из гнутых трубок, поверх которых была натянута парусина.

— Дункан был умен и старателен, что не осталось незамеченным. Его место… ждало его. Так бывает. Есть люди, рожденные драться. Есть те, кто умеет обращаться с властью. И с теми, кто ею обладает. Ваш отец тоже был… одинок.

Не следовало вспоминать о нем сейчас.

— На него возлагали большие надежды. Возможно, непомерно большие. И он искренне пытался соответствовать. Дункан же стал для него и другом, и советником. Пожалуй, если бы сумел, он стал бы и воздухом, которым ваш отец дышит.

Сам Хендриксон дышал с трудом. Он повернулся на правый бок, неестественно вывернув руку.

— Естественно, он не собирался делиться влиянием. Полагаю, что во многом благодаря его заботам, ваш отец заключил брак с вашей матерью, хотя все должно было быть иначе… если вы понимаете.

— Понимаю.

Сейчас — более чем когда-либо раньше.

— Совет был тоже его идеей?

— Да, — Хендриксон поморщился, не то от боли, не то от этого разговора. — Как и некоторые другие… ваши затруднения. Они ведь имеют место быть? Иначе, полагаю, вы бы уже избавились и от Совета, и от Дункана. Полагаю, он не способен вами командовать, но в то же время имеет рычаги давления. И девочка — один из них. Верно?

Что ж, стоит ли отрицать очевидное.

— Кайя, я занял эту должность по просьбе моего старого друга. Магнус клялся, что мои руки будут чисты настолько, насколько это вообще возможно. И могу сказать, что за все восемь лет мне не пришлось казнить человека, в чьей виновности я не был бы уверен. Но сейчас…

Хендриксон поворачивает рычаг, заставляя конструкцию сжиматься. И движение ее вновь причиняет боль.

— Дайте руку, — просьбу Кайя Хендриксон исполняет. Его боль имеет оттенок горечи, и ее не так и много, но больше, чем способен вынести человек.

Хендриксон не закрывается.

Странно, что за его дверью нет чудовищ. Скорее уж ожидание. Он не боится умереть, но желает оказаться по ту сторону мира. Его ждут. И встреча будет радостной. Если, конечно, Хендриксон сумеет остаться человеком. Он будет помогать. Не ради верности дому, но ради себя и той, которая спросит за совершенное зло.

— Я не думаю, что дело дойдет до казни, — Кайя вычищает боль до капли. — Кормак устроит суд. Для этого все затевалось. Гийом — расходный материал. Он бы в любом случае умер и так, чтобы дать повод для обвинения. Приговора. И сделки.

— А вы пошли бы на сделку?

— Не знаю.

— Играйте по его правилам. Выиграть вы не сумеете. Не хватит опыта и подлости, — веки лорда-палача обрели прозрачность, и даже закрыв глаза, Хендриксон испытывал раздражающее воздействие света. — Но сомнений в серьезности вашего… противостояния возникнуть не должно.

Хендриксон прав в том, что выиграть у лорда-канцлера на поле закона не выйдет.

Слишком мало места для маневра.

— Урфин, не стесняйтесь. Чувствуйте себя, как дома… — Хендриксон говорит это, не открывая глаз. Сейчас он похож на мертвеца, но Кайя не сомневался, что, когда придет время, лорд-палач с честью исполнит возложенный на него долг. — Надеюсь, ваша супруга отдыхает?

— Спит.

— Хорошо… постарайтесь вернуться к ее пробуждению. Или, быть может, леди Изольда изъявит желание навестить девушку. Это место… плохо сказывается на людях, особенно столь чувствительных.

Это разумный совет. Девочку с ее страхом и чувством вины нельзя оставлять одну. Да и в Кривой башне, пожалуй, безопаснее будет.

— По закону члены семьи могут разделять все тяготы заключения… — к Хендриксону постепенно возвращались силы. Его кожа розовела, дыхание выравнивалось. Еще немного и травы скроют болезнь до следующего приступа. — Дункан не станет вмешиваться, пока будет уверен, что контролирует ситуацию. Он будет следить за всеми, кто входит и выходит из Башни. Благо, сбежать отсюда невозможно…

Один подъемник. Одна лестница. И выход лишь на крышу.

— Да и как бежать, если ринутся стаей по следу. Будете до скончания дней по дорогам колесить, без дома и приюта, точно цыгане…

Урфин присел в свободное кресло и, подперев кулаком подбородок, уставился на Хендриксона. А тот говорил неторопливо, взвешивая каждое произнесенное слово.

— …дикий, кстати, народ. Беззаконный. Контрабанду возят… всякую… честных людей под суд подводят. А уж на ярмарках чего творят! Вы когда-нибудь видели, как цыгане коня продают?

Кайя надеялся, что Урфин все правильно понял, потому что сказанное нельзя было сформулировать иначе: цыганские кони не были напрямую связаны с убийством де Монфора.

Часом позже, в подземелье Магнуса — слишком своевременен был его отъезд, чтобы Кайя поверил в такое совпадение — состоится другой разговор.

— Ты понимаешь, что за тобой будут следить? За каждым шагом. За каждым словом. Малейший повод и мне придется тебя запереть.

Урфин и так чувствовал себя запертым. Он молча кружил по комнате, не отрывая взгляд от полированной поверхности стола. Кайя очень надеялся, что выдержки хватит, чтобы выслушать до конца.

— Будет суд. И будет казнь. Иначе не выйдет. Отправишься в ссылку. В Ласточкино гнездо. Отсутствовать будешь недолго. Вернешься к весне… нехорошее время. Многие старые люди болеют. Есть надежда, что к лету состав Совета претерпит некоторые изменения.

Кивок и вопросительный взгляд: верно ли понято сказанное.

Верно.

Не Кайя первым переступил границу законной войны.

— Сначала навести Изольду. У нее есть предмет, хранение которого незаконно. Ты Дознаватель. Изыми. Уничтожь.

— Сколько времени у меня в запасе? — Урфин почти успокоился. Теперь он знал, что делать. И оставалось надеяться, что выдержки хватит.

— Две недели плюс-минус пару дней.