Книга Жертва - Гарольд Карлтон

Подъем к храму по мощенной булыжником улочке был крутым и вел к массивному, отделанному деревом входу. На дверях были вырезаны фигурки десятков ангелов, навевавших ощущение спокойствия. Какой-то миг, оказавшись внутри в мягком сумраке собора после залитой солнечным светом улицы, Марчелла не могла ничего рассмотреть. Она медленно и осторожно продвигалась вперед к мерцающему свету свечей, установленных на металлическом постаменте на полпути к алтарю. Солнце, льющееся в храм сквозь массивные цветные витражи, окрашивало стены и выложенный плитами пол в сияющие полосы густо-красного, голубого и желтого цветов.

Понемногу она начала различать одетых в черное женщин, стоящих на коленях или сидящих на потертых деревянных скамейках со склоненными головами и шевелящимися губами.

Свечи стоили двадцать пять песет; она купила две, положив монеты в деревянную коробку. Зажгла их от других свечей и установила в металлические держатели. «За тебя, отец, — подумала она. — Ты наблюдаешь за мной?» Мысль, что отец находится сейчас рядом, успокаивала. Однако если она хотела комфорта от этой мысли, придется поверить и в то, что он наблюдал за ней и днем и ночью. Марчелла подумала о Нью-Йорке, будто навела на Манхэттен телескоп и смутно увидела свою собственную фигуру, приближающуюся к Девятой авеню в поисках удовлетворения. Отсюда, с этого расстояния, она не могла понять, почему она вообще зашла в клуб. И посещения кинозала, и предыдущие ночи, проведенные здесь, на Майорке, внезапно предстали перед ней, как нечто невероятно грязное, недостойное ее.

Оглядываясь назад, безжалостно вспоминая подробности пяти прошедших ночей, Марчелла увидела свое умоляющее тело, надежду, что очередной мужчина будет просто ласковым и внимательным к ней, предоставит ей подтверждения собственной значимости. С поразительной отчетливостью она увидела всю глупость пути, избранного ею для поисков. То, что она искала, включало в себя больше, нежели секс. Марчелла увидела свой собственный образ, увидела себя как личность, как женщину, предлагающую любовь и нуждающуюся в ответной любви. Нуждающуюся в ответной любви! Как могла она надеяться, что в тех условиях любовь может быть ей возвращена? И почему она так нуждалась в этом? Отец любил ее. Сын ее любит. Ей незачем паниковать и пытаться схватить все, что попадается на пути.

Несколько минут она сидела неподвижно в спокойном, величественном соборе, чувствуя, как новая сила наполняет ее. Она подошла к новой главе в своей жизни; как она ее встретит? Некоторое время она оставалась в полутьме, дав мыслям возможность продолжить свободное течение, наслаждаясь новым спокойствием, снизошедшим на нее. Затем, успокоенная и обновленная, она поднялась на ноги и двинулась к большим резным дверям, через которые вошла внутрь.

Несколькими рядами позади Марчеллы сидел мужчина. Ночи, проведенные в сумраке кинозала клуба «Партнеры», обострили зрение Марчеллы, а этот мужчина был исключительным — повстречай она его в театре или в церкви. Он был очень симпатичным, с серьезным, приятным лицом и энергичными глазами, которые смотрели на нее, когда она приближалась к нему.

Марчелла медленно шла вдоль рядов деревянных скамеек, стараясь не глядеть в его сторону. Не она ли только что торжественно поклялась прекратить обращать внимание на мужчин? Однако этот был очень симпатичным: лет около сорока, с чувственными полными губами и словно высеченными трагическими чертами лица, такими, которые всегда приковывали ее взгляд. Проходя мимо, она намеренно отвела взгляд в сторону, запрещая себе обернуться, чтобы посмотреть, смотрит ли он вслед. Церковь — не место для знакомств, пусть даже духовного характера. Пытаясь отыскать в сумочке темные очки, Марчелла присела на одну из скамеек, стоявших сбоку от входа в собор. Пойдет ли он за ней следом? Может ли женщина, которая только что совершенно искренне клялась покончить с поисками мужчины, встретить свой идеал сразу же при выходе из собора на улицу?

Он появился в дверном проеме, и Марчелла увидела, как он, так же как и она, зажмурился от яркого света. Он огляделся по сторонам, и взгляды их встретились. Они смотрели друг на друга так, словно когда-то были знакомы. Он походил на итальянца или, может быть, на испанца. Глаза его были большими, черными и печальными. Он производил впечатление преуспевающего европейца, на нем были отутюженные брюки и вычищенные черные штиблеты. Они глядели друг на друга вопросительным изучающим взглядом, выдерживая этот взгляд так долго, сколько могут глядеть мужчина и женщина, не улыбаясь и не заводя разговора. Марчелла не могла предпринять первого шага: подобное шло бы вразрез со всем, что она обещала самой себе в соборе. Они даже не улыбались. Губы его слегка шевельнулись, и он сдвинул брови. Марчелла поднялась со скамьи, подождала несколько мгновений. Затем, повернувшись спинами друг к другу, они двинулись в противоположные стороны.

— Черт возьми! — выругалась Марчелла, идя по улице. Новое серьезное настроение пропало. Она расстроилась так, словно лишилась любовника, с которым провела долгое время. Это был именно такой мужчина, которого она рисовала в своем воображении, соглашаясь отправиться в Европу, именно такой, какого представляла себе всегда, когда мечтала, что влюбится. Этот наверняка был серьезным: прекрасное лицо служило гарантией того, что отношения могли стать длительными. Такой мужчина не захлопнет со стуком дверь и не закроет ее на засов, не дождавшись, когда вы войдете в кабину лифта!

Марчелла шла по улице, задумавшись. Впрочем, приятно было сознавать, что такой мужчина существует, слишком вежливый и чересчур серьезный, чтобы заговорить с незнакомой женщиной на улице, особенно если они оба только что вышли из церкви. Пройдя две улицы, Марчелла оглянулась посмотреть, не идет ли он следом, однако его не было видно. Она зашла на почту купить марок для почтовых открыток и встала в очередь. Затем в парфюмерный магазин и купила подарок для Нэнси Уорнер. На улице, именуемой Эс Борне, вдоль которой росли деревья, Марчелла решила немного отдохнуть и выпить кофе. Время близилось к часу дня: магазины скоро закроются на три часа.

Выбрав самое старомодное кафе, предмет гордости которого, судя по всему, составляли оригинальные окна и светильники, а также пожилые, облаченные в пиджаки, официанты, Марчелла выбрала стоящий в тени столик и заказала кофе с молоком.

«Дорогой Марк, — написала она на открытке, — здесь так прекрасно, что…»

Кто-то присел за соседний столик. Даже не глядя в ту сторону, Марчелла знала, кто это. Его присутствие, казалось, обволакивало ее теплой волной. Подняв глаза, она обнаружила, что вновь смотрит в темные глаза, настолько знакомые, что было совершенно естественным рассмеяться и сказать:

— Привет!

— Привет! Вы англичанка? — мягко спросил он с акцентом.

— Нет, американка.

— Не могу поверить!

— Итало-американка, — уточнила она.

— О, да. Это возможно, — согласился он и поднялся со своего места.

— Вы позволите мне угостить вас? — спросил он, забирая ее чек из-под крошечного блюдечка.

— Спасибо, — ответила она.

Он присел за ее столик, вблизи он был необычайно красив: с загорелыми, прекрасными, словно вылепленными скульптором, чертами лица. В его темных глазах отражалась духовность, делавшая его необыкновенным, плюс длинные, загибающиеся ресницы, прикрывавшие взгляд, придавали лицу застенчивое выражение. Держался он уверенно и бодро. Когда к нему приблизился официант, он заказал кофе. Марчелла знала еще до того, как поглядела на его руки, какими они будут: изящные загорелые пальцы с коротко постриженными крепкими ногтями. Широкие, умелые ладони. Знакомые руки. Губы его были полными, белые зубы слегка выступали вперед совершенно очаровательным образом. В Америке ему наверняка бы выправили их еще в подростковом возрасте. Здесь все оставалось естественным. Всякий раз, смеясь, он старался не разжимать губ, однако безуспешно — это и придавало его улыбке застенчивость.