Книга Больше, чем мы можем сказать - Бриджид Кеммерер

лицо обеими руками.

– Я делала то, о чем ты говорил. Пыталась держаться за него.

– Знаю. Как я и говорил – Бесстрашная.

Эмма выдавливает смешок.

Полицейские машины врываются на парковку. Сирены оглушают. «Скорая» тоже

здесь, и Эмму тут же окружают парамедики.

Полиция арестовывает Итана.

Меня они тоже арестовывают.

Деклан был прав. Это ужасно.

Глава 43

Эмма

Пока я еду в машине «скорой помощи», какая-то маленькая глупая часть меня

верит в то, что мои родители воссоединятся в больнице и осознают, как сильно нужны

друг другу. Я продолжаю слышать голос Рева в голове, говорящий: «События происходят, если им суждено произойти», и гадаю, значит ли это, что мне суждено было вынести все

удары от Итана для того, чтобы мои родители не развелись.

Должно быть, у меня бред... что вполне вероятно, учитывая то положение, в

которое я сама себя загнала.

Но моим фантазиям не суждено сбыться. Мой отец не приезжает в больницу.

Я говорю с ним по телефону, и он говорит мне, что пытается сохранить место

работы, и худшее, что он сейчас может сделать – это отступить.

– Твоя мама ведь рядом с тобой, верно? – спрашивает он.

И да. Она рядом.

Она сидит рядом с моей койкой в отделении неотложной помощи. Все это время

она держала меня за руку и отпустила только тогда, когда меня повезли на томографию.

Мы находимся здесь уже несколько часов, но она продолжает задавать мне один и тот же

вопрос. И говорить одно и то же.

Теперь она знает все. О Nightmare. Об Итане.

О том, что я так четко видела перед собой одну угрозу, что совсем не обратила

внимания на другую.

После того, как она выслушала все это дважды, она надолго задумывается.

– Мне нужно кое-что понять, – говорит она наконец.

Я чувствую себя помятой, сломанной. И только отчасти из-за травмы головы.

– Что?

– Почему ты ничего не сказала мне об этих сообщениях? От этого Nightmare? –

Она делает паузу. – Или... по крайней мере, своему отцу...

– Я пыталась. – Я сглатываю. – Я начала рассказывать папе, но он был слишком

занят...

Она вздыхает, звук полный разочарования.

– Эмма. Мне так жаль.

– Я хотела сама все исправить. Это ведь очень мужская индустрия. – Я отвожу

взгляд. – Я просто... это происходит с каждым. Я не хотела, чтобы это выглядело, будто я

не могу принять удар.

Мама снова вздыхает.

– И, очевидно, я действительно не смогла, – говорю я с отвращением. – Если Итану

пришлось все исправлять ради меня.

Теперь она выпрямляется, и ее лицо выглядит яростным.

– Он ничего не исправлял, Эмма. Он мог тебя убить. Ты даже не знаешь, исправил

ли он твою игру на самом деле. Он просто так тебе сказал.

Она права.

Она так права. Я такая идиотка.

Мама снова вздыхает.

– Позволь мне кое-что сказать тебе о медицинской школе.

Мои глаза наполнились слезами, и я до сих пор зациклена на том, что так легко

доверилась Итану. Это не похоже на прелюдию к нравоучению, и я озадачена.

– Ты... хочешь поговорить о медицинской школе?

– Да. – Она делает паузу. – Мне пришлось пережить то же самое.

– Что-то же самое?

– Сексизм. Женоненавистничество. Мир мужчин.

– Не думаю, что медицинская школа похожа на компьютерную игру.

Она продолжает, будто не слыша меня.

– Однажды, когда я была еще интерном (студент или молодой специалист, работающий в больнице или школе и живущий при ней), там было два врача – мужчины, которые смотрели порнуху прямо в моем присутсвии. Когда же я попросила их

выключить, они начали дразнить меня, что я не способна смотреть на обнаженную натуру.

Я чувствовала себя идиоткой. Я слишком долго это терпела, потому что верила, что это

лишь часть того, через что приходится проходить женщинам.

Я таращусь на нее. Не знаю, что сказать.

– Все в твоей голове, Эмма. – Еще одна пауза. – Тебе позволено играть в игру, не

подвергаясь всему этому. Тебе позволено создать компьютерную игру, и не подвергаться

домогательствам и издевкам. Тебе позволено идти по жизни без необходимости мириться с

этим, не важно, в какой именно сфере. Ты не слабая потому, что не хочешь смотреть порно

или потому, что не хочешь, чтобы тебя называли... тем самым отвратительным словом,

которое он использовал. Я в ужасе от того, что ты думала, что должна мириться со всем

этим.

Я смахиваю новые слезы.

– Прости, мам.

– Нет, ты меня прости. Мне жаль, что твой отец позволил тебе поверить, что все

это приемлемо.

– Он не...

– Эмма, думаю, нам нужно прийти к соглашению.

– Какому?

– Я не стану возражать против игр, – говорит мама.

– Ты – что?

Должно быть, меня слишком сильно накачали обезболивающим, потому что это

вовсе не похоже на мою мать.

– Но мне нужно знать, чем ты занимаешься.