Книга Голос греха - Такэси Сиота

Соитиро посмотрел в глаза Акуцу, задавшему этот вопрос. В его взгляде теплилось какое-то воспоминание.

— Я хочу увидеть мать.

Акуцу вздохнул с облегчением, услышав об этом желании от самого Соитиро. Именно такое искреннее чувство и определяло для него «будущее», которое он имел в виду, занимаясь делом «Гин-Ман».

— Вы что-то знаете о судьбе вашей матери после пожара?

— Нет, — произнёс Соитиро и воткнул взгляд в стол.

Это было жестоко, но Акуцу решил уточнить:

— Вы связывались с ней после побега с Цумурой?

Соитиро разрыдался. Держа платок у глаз, он скорбно покачал головой. Акуну и Тосия терпеливо ждали.

— Я… Мать… Я бросил её и сбежал, — выдавил из себя Соитиро и прикусил дрожащую губу.

Она смеялась, глядя на сына, такого радостного во время праздника Гион. Он плакал от бессильной ярости, глядя на мать, подвергавшуюся издевательствам в офисе строительной компании. В семье, потерявшей дочь и отца, эти двое, мать и сын, идя плечом к плечу, делили печали и радости. Соитиро до самой глубины души осознавал, что он — единственное, что осталось у матери, и теперь на нём лежал тяжёлый грех предательства.

— Хотя бы хоть словом перемолвиться, пока глаза мои ещё видят; хочу попросить у неё прощения…

Акуцу увидел, что Тосия утирает уголки глаз. Если б Соитиро спросили, что для него счастье, интересно, что бы он ответил? Перед глазами Акуцу всплыл образ его родителей, живущих в Кобэ; он глубоко верил, что именно они вырастили его таким, какой он есть сейчас. В нём поднялась волна благодарности, взгляд его затуманился. Акуцу стало стыдно за себя: человеку тридцать шесть лет, а не знает, в каком отделе газеты хотел бы работать, размышляет как дитя…

И только теперь на него нашло озарение.

Втягивание детей в преступления лишает общество надежды. Дело «Гин-Ман» вдребезги разбило жизнь одного ребёнка. «Я во что бы то ни стало должен помочь им встретиться», — глядя на мужчину, из глаз которого беспрерывно текли слёзы, твёрдо решил Акуцу.

5

Лестница поскрипывала под тяжестью тела. Скрип, который давно уже стал привычным, теперь неприятно раздражал. Поднявшись на второй этаж, он остановился; ноги у него дрожали. Оранжевый свет электрической лампы падал на дверь в конце коридора. Свет лампочки распределялся равномерно, но сейчас Тосия отчётливо видел его границы. В поле зрения была лишь дверь в комнату матери. Стоя перед тонкой филёнкой, он вспомнил вчерашнюю фразу Соитиро: «Хочу встретиться с матерью». Эти слова из глубины души отозвались в груди Тосии сложными эмоциями. Он тоже должен был встретиться с матерью.

Вчера он так и не смог произнести: «А я ведь тоже ребёнок, чей голос был на тех кассетах». Хотя, скорее всего, Митани из «Сэйкаро» рассказал, кто он такой. Но сам Тосия признаться в этом не смог. Потому что уж очень они были разными — Соитиро и он. В жизни Соитиро дело «Гин-Ман» стало злым роком. Он лишился дома, сестра погибла, мать он предал, скитался по тёмным дорожкам, потерял единственную любовь… Что его собственная жизнь в сравнении с жизнью Соитиро! Воспитанный любящими родителям единственный ребёнок, занимается любимым делом, есть семья, которую он призван защищать…

Однако преступление семьи Сонэ — это совсем другой разговор.

Тосия сжал руку в кулак и решительно постучал в дверь. Стук прозвучал твёрдо; такой же была и его решимость. Мать ответила не сразу, будто что-то почувствовала.

— Это я, Тосия. Можно на секундочку?..

— Да, заходи.

Мать сидела на большом теплом ковре с электроподогревом, поджав под себя ноги, и держала в руках книжку в мягком переплёте. Она была хрупкого телосложения; при взгляде на неё сидящую так и напрашивалось слово «ладная». Работал обогреватель, и в комнате было жарко; перед встроенным шкафом по левой стороне струился белый дымок от электрического увлажнителя воздуха.

— Как себя чувствуешь?

— Здорова. От мяса не отказалась бы…

Вылечившись от язвы желудка, мать решила, что совершенно здорова, но с наступлением осени и холодов желудок снова стал её тревожить. На этот раз маму тошнило, и три дня назад она обследовалась в университетской больнице; теперь все ждали результатов.

Тосия сел перед матерью, поджав под себя ноги, и положил перед собой кассету и тетрадь в чёрной обложке. Мать тихонько отложила книжку в сторону.

— Думаю, ты знаешь, чем я занимался последние четыре месяца…

Глядя ему в глаза, мать кивнула.

— Когда летом в больнице ты попросила принести старый альбом с фотографиями, я залез в телефонную тумбочку. — Тосия указал пальцем на тумбочку, стоящую по соседству с телевизором напротив встроенного шкафа. — Кассета и тетрадь лежали среди вещей отца. Я понял, что они имеют отношение к делу «Гин-Ман», и решил посоветоваться с Хоритой-саном. Сейчас загадка почти разгадана. Остался единственный вопрос: о семье Сонэ. — Поверх тетради он положил письмо, пришедшее от дяди. — Журналист из «Дайнити» встретился с дядей в Англии. А потом на адрес ателье пришло это письмо.

Мать распрямилась и отчётливо произнесла:

— Эту кассету записала я.

Мать, Маюми, 1956 года рождения. Уроженка Осаки. Отец — служащий частной железной дороги, мать — домохозяйка. После окончания колледжа два года проработала в универмаге, вышла замуж за Мицуо. В двадцать три года родила Тосию. Впоследствии помогала отцу по работе в ателье и воспитывала ребёнка.

Такой была краткая биография матери, известная Тосии. Мало кто знал, через что пришлось ей пройти в первой половине жизни, прежде чем она стала матерью. Характер у обоих её родителей был мягким. Отец никогда не повышал голоса, что было редкостью для того времени. Но Маюми он казался человеком безвольным, и в глубине души она презирала его за то, что отец никогда не жаловался на общественное устройство. Родители не справлялись со вспыльчивой, будто в ней текла чужая кровь, дочерью.

Будучи ещё в первом классе средней школы, Маюми в одиночку бегала по университетским кампусам Кансая, где студенты строили баррикады; ей нравилось быть там, где горячо. Около кампуса одного из киотских университетов, где протестующие кидали камни, ей попали одним из них в голову, и у неё пошла кровь.

И в старшей школе, и во время учёбы в колледже Маюми участвовала в митингах и демонстрациях протеста, не будучи при этом глубоко идейной. Отстаивая идеи антиамериканизма, в колледже она выбрала специализацией английскую и американскую литературу, любила Хемингуэя и Капоте, — в этом была её слабость.

Перед самым окончанием колледжа с Маюми произошёл инцидент, резко изменивший её жизнь.

Беда приходит, откуда её совсем не ждёшь. Началось всё с того, что отец Маюми нашёл портфель и отнёс его в полицейский участок. За ужином он рассказал, что когда в полиции открыли портфель, то обнаружили, что он забит денежными банкнотами. Они всей семьёй посмеялись, когда отец, что было не свойственно для него, пошутил: «Сказали, если хозяин не найдётся, то быть нам богачами». Когда хозяин портфеля нашёлся, это должно было стать окончанием мечты о богатстве — но в реальности обернулось кошмаром. Хозяин портфеля настаивал, что недосчитался большой суммы. Полиция взяла показания у отца, а на втором допросе арестовала его. Хотя тот настаивал на своей невиновности, вскрылись обстоятельства, говорившие не в его пользу. После того как отец отнёс портфель в полицию, он купил на большую сумму билеты тотализатора. Скачки были единственным хобби отца. Но он настаивал, что не делал такие большие ставки. И хотя вещественных доказательств не было, его признали виновным и осудили условно. Из железнодорожной компании отца уволили, и семейная жизнь с того момента стала полна тягот.