Книга Пленники солнца - Юлия Герман

Будущее ужасало. От мыслей о нашей участи стыла кровь в жилах. Мне не нужно говорить вслух имя человека в чьих руках находилась наша судьба, понимала кто нас будет судить и за какие прегрешения. Пугало другое. Я не видела его в гневе, не видела собственными глазами тех чудовищных вещей, творившихся по его указанию. Бросало в дрожь от того, каким уродливым он теперь предстанет пред нами, наконец-то продемонстрировав свое гнилое нутро. А на что хватит его извращенной фантазии было страшно предположить. Знала наверняка лишь одно, он заставит нас поплатиться за предательство самым изощрённым способом и мы сами будем его умолять о смерти. Но вряд ли Господин нам преподнесет подобный подарок.

Глаза нам никто не стал завязывать. Да и смотреть там особо было не на что. Привезли в какой-то амбар, заставленный больше чем на половину пластиковыми ящиками. А там где оставалось пустое место, группка мужчин толпилась вокруг стола, что- то тихо обсуждая. Увидев высокую статную темноволосую фигуру в деловом костюме, почувствовала как подкосились ноги. Охрана тут же подхватила меня под локти, пихая дальше. Чем ближе мы оказывались к Господину, тем больше разверзалась яма в животе. Мне хотелось зажмуриться и представить, что всего этого нет, а открыв глаза убедиться в том, что всё лишь дурной сон.

Но слишком отчетливыми были запахи пыли, табака, металла и пластика, слишком громко шумела в висках кровь и слишком сильно я чувствовала опасность в мужчине у стола. В снах не бывает настолько отчетливых деталей.

Охрана замерла в паре метрах от стола, останавливая нас там же. Наконец-то смогла посмотреть на Макса, стоящего от меня справа и не получить прикладом по спине. По обе стороны от нас находились вооруженные арабы и следили за каждым движением. Жёлтый в отличие от меня сохранял спокойствие. Но морщина пролегшая между его бровей и беспокойство, плескавшееся в глубине его глаз, выдавали его волнение. Он бегло осмотрел меня сверху вниз, удостоверившись, что я в порядке. Я была уверена, что он беспрестанно думал, пытался найти возможности для побега. И отсутсвие плана удручало его. Поскольку мы оба понимали — времени на раскачку нам никто не предоставит. А «потом» может уже никогда не наступить.

— С возвращением! — вздрогнула, как от удара током, услышав знакомый голос.

Стоило ему заговорить с нами, как все мое внимание сосредоточилось на нём. Все мускулы напряглись, приготовившись защищаться. Я пристально наблюдала за ним, насторожено дожидаясь его вердикта. Хаммад по-прежнему стоял к нам спиной, перебирая какие-то бумаги на столе. Теперь когда он обратился к нам, развязка должна последовать незамедлительно.

Передав кому-то папку, медленно развернулся к нам, поправляя лацканы на пиджаке. Он окинул меня полным презрения и усмешки взглядом и лишь мельком пробежался глазами по Максу, снова взглянув на меня.

— Откройте им рты, — сделал несколько шагов в нашу сторону.

В следующее мгновение охранник дернул за скотч на моем лице и кожу опалило болью. Вслед за клейкой лентой последовала и тряпка, пропитавшаяся насквозь моей слюной. Освободившись от кляпа, пошевелила затекшей челюстью, но не прерываяла зрительного контакта с Хаммадом.

Он подошел практически вплотную, засунув руки в карманы брюк, не отводя взгляда. И чем больше он приближался, тем темнее становилась его радужка. Хотелось поёжиться от тьмы осевшей у него в глазах, от гнева и отвращения, исходящих из самых глубин. Зная, что он хочет смутить, подавить, заставить бояться его, не спасовала, встретив бездну, бушующую в нем.

— Как отдохнула, Ануд? Натрахалась? — стоял так близко, что я чувствовала его дыхание. Каждый волос на теле встал дыбом от его близости, а живот скрутило в тугой узел.

Я чувствовала как напрягся Макс, ощущала идущие от него электрические разряды и готовность вцепиться в схватку из-за меня.

— Мало. Ты слишком рано нас прервал, — ответила, наблюдая за его реакцией.

Губы исказила ухмылка, а в глазах всколыхнулся огонь, но Господин быстро взял себя в руки, успокаивая языки пламени.

— Знаешь, а ведь я в тебе совсем не ошибся. Конечно ты задела мое эго, я все же в глубине души надеялся, что ты спасуешь и останешься при мне. Но нет, все случилось именно так, как и ожидалось.

Его слова еще плохо воспринимались, но полоснули острее любого ножа. Что он хотел этим сказать? Что знал о нашем побеге? Ждал его?

— Приятно, что ты верна своему сердцу и близким, — оценивающе посмотрел на Макса, хмыкнув. — Хотя, признаться, я думал, что расчет и выгода в тебе возьмут вверх. Но ты не подвела. А вот чувство самосохранения у тебя напрочь отсутствует, — снова вернул взгляд ко мне. — Неужели вы думали, что сможете от меня скрыться? Или что я такой лох и совершенно ничего не знаю о вас?

Хаммад переводил взгляд с меня на Макса и обратно, пытаясь прочитать нас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — И ведь поверили, будто обвели меня вокруг пальца и сбежали, да так далеко, что смогли на сутки спрятаться! — рассмеялся, но в голосе не звучало ничего веселого. Лишь металлические ледяные нотки, от которых по телу прокатилась дрожь.

— Считайте это вашим подарком. Мне хотелось посмотреть насколько далеко вы сможете зайти и что предпримите. А ты молодец, Махди! — подошел к Максу, попытавшись постучать ему по плечу, но Макс дернулся, стряхивая руку араба. — Рискнул всем ради шлюхи, которую передавали из рук в руки. Знаешь какое это было удовольствие е***ь её, зная как ты корчишься от ревности и боли у меня под дверью, — ослепил Макса улыбкой, больше напоминающей оскал.

Напряжение идущее от Жёлтого практически заискрилось и он харкнул прямо в самодовольную рожу Хаммада. Плевок блестел на его холеной физиономии стекая вниз.

Достав из нагрудного кармана платок, араб вытер лицо, победоносно улыбаясь.

— Не знал, что у тебя такой характер, Махди! Оказывается, ты хороший актер, что так долго притворялся преданным солдатом. И все ради чего? Вот этой?

В его голосе, словах, взгляде было столько отвращения, будто я покрыта коркой экскрементов и от меня исходит невыносимая вонь.

— Жаль терять таких кадров, жаль, — задумчиво проговорил он. — Пора прекращать все эти лирические отступления, — проговорил, словно возвращая себя из какого-то забытья.

Лицо сразу же стало каким-то угловатым, совершенно непривлекательным.