Книга Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711 - Юст Юль

Кроме описанной (Патриаршей) школы, учрежденной нынешним царем, он основал в Москве еще одну школу с 10 иностранными преподавателями — немцами, шведами, французами и итальянцами, (и) под надзором ректора, (а) именно германского уроженца Бедлова[355]. Но так как профессора Патриаршей школы из зависти постоянно ненавидели их, то теперь (дело) дошло наконец до того, что ректор и большинство учителей (сказанного заведения) отставлены, за исключением (четырех) учителей, (а именно) преподаваемой немецкого, латинского, шведского и итальянского (языков), — и таким образом школа эта (в настоящее время) почти упразднена.

В Москве царь учредил также школу математики[356], но она тоже пуста, и учителя (ее) разбрелись в разные стороны.

Достойно примечания еще одно обстоятельство: как ни склонны русские к воровству, и (как они) ни падки на чужое добро, тем не менее, судя по тому, что рассказывали и утверждали мне в России люди, убедившиеся в этом из долгого опыта, русские редко проникают в (помещение), дверь или иной затвор которого опечатаны восковой печатью; а между тем самые крепкие замки и болты не могут противостоять их воровским пальцам.

28-го. Ввиду предстоящего путешествия я объездил своих добрых приятелей, чтобы проститься с ними.

Тут кстати будет заметить, что в Москве люди, которым дозволяет состояние, всегда ездят шестериком; впереди едут верхом 4–6 человек (прислуги), частью затем, чтобы прочищать дорогу сквозь народ, которого по улицам (толпится) великое множество, частью в предохранение от нападения уличных разбойников.

В России повсюду в обычае, чтобы повозки и сани, встречаясь друг с другом, разъезжались, держась правой стороны. Это хорошая мера и, хотя (ежедневно в Москве) встречаются (между собой) тысячи саней и повозок, тем не менее, благодаря ей, о каких-либо повреждениях (при столкновениях) между ними или о том, чтобы кто-либо кого-нибудь переехал, слышишь редко.

В Москве каменной мостовой нигде нет: середина больших улиц вымощена одними бревнами, вследствие чего при больших пожарах самые улицы горят так же хорошо, как и дома.

29-го. Выше я сказал, по какой причине и должен был остаться в Москве после отъезда царя, (а) именно: (остался я) ввиду обещания царских министров написать мне из Польши, где я буду (иметь возможность) застать царя. 2 мая я получил от великого канцлера Головкина из Польши письмо, помеченное Луцком, от 24 апреля, (в котором он предлагал) мне ехать в Киев, где будут приняты меры для дальнейшего моего (путешествия). Ввиду (этого письма) я было собрался в путь, но болезнь помешала мне уехать тотчас же. К тому же пришлось долго хлопотать в Посольском приказе о необходимых для моего путешествия подорожных и лошадях. Когда в конце концов, после долгой беготни, я их добыл, то в этот же день выехал, во имя Господне, из Москвы. В дорогу мне было назначено для моей безопасности 12 солдат и пристав. Везли меня царские ямщики, обязанные для царской надобности (гонять) во всякое время. (Мой) пристав, капитан-поручик Яков Андреевич Беклемишев, платил ямщикам прогоны, выданные ему из приказа.

Сделав 15 верст, я вечером того же (дня) достиг деревни Теплые Станы, где ночевал в поле.

30-го. (Проехав) 10 верст, прибыл в деревню Мостовая на реке Десне (Devioka?). Переезжать через реку было весьма опасно, так как мост (через нее пришел) в крайнее разрушение и непрочен. (Сделав еще) 15 верст, достиг деревни Пахра (Ргосга)[357] на реке того же имени. Покормив там немного лошадей, я в тот же день проехал еще 25 верст до деревеньки Тарутино (Darukina), расположенной на берегу большой реки — Нары. Здесь я заночевал.

Со мной были собственные заводные лошади, (которыми я предполагал) пользоваться за пределами России. Здесь же я их берег, так как в силу заключенного договора, пока я не выехал за границу, я пользовался даровыми лошадьми. (Но доставать) корм для моих лошадей стоило (мне) большого труда, так как (дело) было весной, и многочисленные приезжие, (проследовавшие) через (этот) край до меня, (успели) съесть и потребить все, (что было на пути).

31-го. Троицын день, отдыхал я здесь за полдень. У самого того места, где я разбил под открытым небом свои палатки, находилась русская церковь; тут происходило служение. По случаю праздника, согласно обычаю, соблюдаемому в этот день у русских, священник роздал всем (бывшим) в церкви, как мужчинам, так и женщинам, пучки зеленой листвы. Пучки эти раздавались всей пастве в ознаменование (того), что она должна утирать ими слезы, которые проливала за свои грехи; и так как в этот день священник троекратно читал особую молитву об отпущения грехов, то он вместе со всем народом опускался во (время этой) молитвы на колени; все поникали головой и держали перед (глазами) вышеупомянутые пучки. По окончании обедни, в полдень, девушки, увенчанные зелеными венками, распевая (песни), сошлись с обоих концов села на мост, ведущий через Нару. (Отсюда), с криком и гиканьем, они побросали свои венки в реку (и) затем в том же порядке и (с теми же) песнями пошли обратно (в село). (В ответ) на мои вопросы мне объяснили, что крестьянские девушки делают это из суеверия, всякое воскресенье, пока есть зелень, чтобы узнать, которая из них первая заболеет, умрет или в других отношениях будет несчастна. (Бедствие) должно постигнуть ту, чей венок первый погрузится в воду.

Выехал я из (Тарутина) в 4 ч. и, (сделав) 22 версты, приехал в тот же вечер в деревню Протва (2)[358]. За этой деревней протекает река Netra (Нестеровка?). Мост через нее весьма плох и непрочен. Я заночевал там в поле.

Июнь

1-го. Сделав еще 32 версты, покормил около полудня лошадей в большом лесу. Затем, (проехав) еще 25 верст, прибыл в тот же вечер в Калугу. Дорогою (я) повстречал множество крестьянских парней, идущих в Москву из города Севска. (Это) новобранцы, которых должны распределить по полкам. Они были закованы попарно в шейные (кандалы). Под Калугой среди поля стояло несколько сот ящиков с оружием, предназначающимся для армии. (:Как (мне) говорили:), отправление его задержано вследствие недостатка в лошадях.

Как только (я приехал в Калугу), ко мне, по русскому обычаю, явился городской староста с (разными) приношениями — хлебом, говядиной, курами и цыплятами. То же (сделал и) бургомистр.