Книга Месть еврея - Вера Крыжановская

Вельден провел рукой по волосам.

— Бог свидетель, что я отчаянно боролся против этого чувства, я хотел позабыть и возненавидеть вас, но я был околдован, скован силой, против которой не мог бороться. Каждый фибр моего существа связывает меня с вами, Валерия, покоряет мой рассудок и мою волю. Вы вправе с гневом отвергнуть меня, я сознаю, что не смею говорить с вами таким образом, но в тяжелые минуты утраты и одиночества, близ моей разрушенной будущности у меня невольно сорвалось признание.

— Не жалейте об этом. Это признание создает для вас новую будущность,— сказала Валерий, подходя к нему с сияющим взглядом.— Нет, Гуго, вы не будете одино­ким п покинутым. Могила Рауля будет для нас не пре­пятствием, а жертвенником, на котором соединятся на­ши души, так долго разлученные.

Она вынула письмо князя и подала его Гуго.

— Перед смертью Рауль вручил мне конверт с тем, чтобы я открыла его не ранее двух лет после его кончи­ны. Сегодня годовщина — прочтите.

Словно во сне, взял он загробное послание, с жад­ностью прочитал его, и яркая краска покрыла его лицо.

— О, великодушный человек! Золотое сердце,— шеп­тал он.

Письмо выпало из его дрожащих рук, и он взглянул на Валерию, которая радостно смотрела на него полны­ми слез глазами. Он быстро привлек ее к себе и прижал к груди.

— Наконец-то я завоевал тебя, божество мое, но ка­кой ценой! — прошептал он страстно.

Их примиренные души слились в немом объятии. Валерия первая прервала молчание:

— Я должна уйти, Гуго, уже поздно. Кто-нибудь из слуг может войти и увидеть меня, что обо мне подумают?

— Да, дорогая моя! Но как тяжело расстаться с то­бой! Я все боюсь, чтобы мое счастье не оказалось сном. Разве я мог надеяться на такую развязку в этот груст­ный день?

— Мне тоже не хочется оставлять тебя. Так ты изму­чен и расстроен,— сказала с тревогой Валерия.— По­йдем ко мне, Гуго. Вдали от этого грустного места ты отдохнешь немного душой, и мы поговорим на свободе.

— Конечно, моя Валерия, я с радостью принимаю твое приглашение, но, в свою очередь, боюсь поразить твою прислугу своим появлением в неурочный час.

— Никто тебя не увидит, кроме преданной Элизы, от которой я ничего не скрою. А, впрочем, не все ли рав­но? Завтра все узнают, что ты мой жених.

Вельден взял шляпу, поднял письмо Рауля и подал ру­ку княгине. Они молча прошли большую залу, ибо грусть примешивалась к их счастью, смыкала уста, и сошли с террасы. Тут Гуго остановился, и пожимая руку спут­нице, сказал, указывая на фонтан и окружающие цветы:

— Помнишь, твое первое посещение?

— Злой, я была слепа тогда,—краснея, ответила Вале­рия.—А разве я не искупила мою вину, отдавая сегодня мою свободу, которую так неучтиво требовали тогда?

Никем не замеченные, вошли они в будуар Валерии, где Элиза, гордая и счастливая, что ей первой сообщи­ли радостную весть, подала им ужин.

Очутившись одни, сидя на маленьком диване, они в задушевной беседе обрели успокоение.

— Отчего земное счастье никогда не бывает пол­ным,— сказал со вздохом Гуго.— И за наше счастье мы платим смертью двух невинных существ. Мне так хо­телось сдержать данное князю слово и сделать из них образцовых людей. Их кончина бросает тень на луче­зарное счастье, которым полна душа моя.

В унынии он опустил голову. Валерия пожала ему руку и вышла из будуара. Через минуту она вернулась с сияющим маленьким Раулем на руках — это был жи­вой портрет Рауля и Эгона.

— Вот,— горячо сказала она,— я принесла тебе вто­рого Эгона; люби его, как любил того. У него нет отца, и он нуждается в руководителе твердом и любящем, ко­торый сделал бы из него честного и полезного для об­щества человека.

Взволнованный Гуго наклонился над прелестным мальчуганом, поцеловал его алые губки и густые русые кудри, падающие на плечи. Затем он обернулся и, найдя глазами портрет Рауля, поклялся в душе быть предан­ным отцом его сыну и любить его, как собственного.

Шесть недель спустя после описанных происшествий небольшое общество собралось в зале графа Маркоша, празднуя в самом тесном кругу свадьбу Гуго с Валерией.

По желанию жениха и невесты, венчание совершил отец фон-Роте в маленькой церкви своего прихода и лишь в присутствии необходимых свидетелей, затем у графа состоялся семейный обед, оживленный задушев­ной веселостью.

Теперь все собрались в салоне, готовясь проводить молодых в их дом, куда заблаговременно был переве­зен маленький Рауль с няней.

Граф предлагал взять ребенка на шесть недель к се­бе, чтобы дать им возможность совершить свадебное пу­тешествие вдвоем, но Вельден наотрез отказался от этого предложения, объявив, что они ни на один день не расстанутся с ребенком Рауля.

Пока Антуанетта прощалась с подругой, Рудольф по­дошел к Гуго и сказал, смеясь:

— До завтра, Гуго! Должно быть, звездами пред­начертано быть тебе моим зятем. Пойми мы это раньше, скольких передряг можно было избежать.

— Утешаю себя мыслью, что теперь ты принимаешь меня с меньшим отвращением, чем десять лет тому назад,— ответил, улыбаясь, Вельден.

— Это правда! Теперь я более знаю и уважаю тебя.

Я пришел к убеждению, что ты прямо создан для счас­тья Валерии. К тому же, пора мальчику попасть в муж­ские руки, так как милая сестра способна воспитать его как настоящего разбойника.

Валерия изъявила желание, чтобы муж ее ничего не изменял в комнатах, которые он в былое время для нее приготовил и так тщательно сохранил.

И Гуго оставил все в том же виде, лишь освежил то, что пострадало от времени. С понятным волнением ввел Вельден свою молодую жену в эти комнаты, где он про­вел тяжелые минуты и оплакивал навсегда утраченное счастье.

— Давно, божество мое, все ждало тебя тут! И дай тебе Бог чувствовать себя здесь счастливой.

С умилением окинула взглядом Валерия прелестный будуар. Обтянутый голубыми с серебром атласными обоями, хорошо освещенный, он, действительно казался приютом феи.

Попутно она заметила две большие картины в золо­ченых рамах, поставленные на мольберты. Одна из них была ее портретом, когда она была молодой девушкой, а другая изображала Самсона и Далилу.

— Фи, ты сохранил эту противную картину,— про­говорила она, надув губки.

— Конечно,— отвечал Гуго,— и подношу ее тебе как первый подарок. Ты не можешь не сознаться, что поко­рила меня полнее, чем Далила Самсона. Так сердце мое и осталось у тебя в плену.

Валерия отвернулась, краснея, и подошла к окну. Подняв кружевной занавес, она взглянула на небо, тем­ный свод которого усыпан был сверкающими звездами.

— Какая чудная ночь, Гуго! Как вид этого необъят­ного пространства возвышает душу и наполняет ее лю­бовью к Творцу.