Книга Враг империи - Диана Удовиченко

С дверью, за которой прятался Ермия, пришлось повозиться. На ней было множество охранных чар, начиная от обычных оповещающих, разражавшихся воем при прикосновении (правда, уже оповещать было некого), заканчивая сложнейшей комбинацией, активировавшей местную домовицу. Тут уже на помощь пришел явившийся из воздуха Артфаал. Загнав шипящую и пытающуюся придушить нас сущность во мрак и твердо пообещав мне выпустить ее сразу же, как только мы покинем особняк, демон дал несколько очень толковых советов Грациусу, шуровавшему в замке. Наконец дверь открылась, и перед нами во всей красе предстал любимец Верховного жреца. Больше всего меня поразило отсутствие страха на лице Ермии, когда он увидел ввалившуюся в его спальню разношерстную компанию. Обвинитель был бос и одет в простую черную рясу. Ввалившиеся щеки, горящие глаза – перед нами стоял настоящий фанатик.

– Изыдите, силы мрака! – возопил он, делая ритуальный жест изгнания демонов.

Артфаал скептически фыркнул. Дживайн с Грациусом переглянулись. Жрец не вызывал у меня ничего, кроме чувства брезгливости. Не хотелось ничего говорить, обвинять, доказывать, что кара, которая постигнет его, заслужена. Все это было бесполезно. Фанатики – страшные существа. Они не внемлют голосу разума, не слышат доводов рассудка. Они не станут молить о пощаде, будучи готовыми умереть за свою идею, но и сами никого не пощадят. Тупо это. Тупо и удобно для тех, кто умело разжигает этот фанатизм. Ермию стоило уничтожить хотя бы для того, чтобы он больше не причинил зла в своей нелепой борьбе за… за что он там боролся с собственным народом? Да неважно… Только вот руки марать противно. Остальные, наверное, испытывали похожие чувства. Мастер Триммлер со смаком плюнул, Лютый болезненно оскалился. Наверное, вспоминал пытки, которым его подвергли такие вот слепые последователи Падерика. Я мысленно отметил, что Ом, как всегда, быстро восстанавливается. Мать Лаурита сегодня сняла с его пальцев бинты. На лице уже не было ни синяков, ни ран. Только тоненькие белые ниточки шрамов. Думаю, и они скоро исчезнут… Но вот скоро ли пройдут шрамы на душе? Наверное, никогда не зарубцуются до конца…

– Кто? – спросил герцог.

– Я, – тут же ответил бледный от ненависти Валид.

Желающих оспорить его право мести за жену не нашлось. Я догадывался, что Дрианн с радостью расправился бы с Ермией, но маг ничем этого не показал. Я с облегчением вздохнул. Хотя бы умеет сдерживать свою кровожадность, и то хорошо.

– Жрец Ермия, от имени галатского народа я приговариваю тебя к смерти за то, что ты вершил неправедный суд, – произнес лорд Глейнор.

Мы покинули спальню, оставив Дейна наедине с его врагом. Вскоре моряк вышел и, коротко кивнув, двинулся прочь. Герцог заглянул на секунду в комнату, потом осторожно прикрыл дверь и пришпилил к ней записку. На дорогой белой бумаге было написано: «Это лишь начало. Трепещите, судьи!» Подпись, стоявшая внизу листка, меня даже позабавила – «Темная сила». Интересное название выбрал лорд Глейнор для повстанческого отряда.

На обратном пути Дживайн заглянул в гардеробную, где томился спеленатый заклятиями маг, и немного поколдовал над ним. Итогом его деятельности стало странное поведение парня: тот принялся скакать по холлу первого этажа, время от времени издавая азартное ржание.

– Джи у нас дока в области анимочар, – напомнил Грациус, – а если уж их соединить с небольшим вмешательством в сознание…

– Да ничего страшного, – усмехнулся Дживайн, – два – три дня будет вести себя как лошадь, потом понемногу придет в себя. Но с памятью долго будет проблема.

– А снять это заклятие нельзя? – спросил я.

– Нет. Попробуй расколдовать животное, – довольно ответил маг. – А именно животным сейчас и является наш друг.

Да, на зверей действительно нелегко воздействовать магией. Можно немного исправлять поведение, подталкивать или гасить инстинкты. А вот заставить лошадь осознать, что она не лошадь… Интересные чары.

Мы вышли во двор и обогнули особняк, остановившись с торца. Предстояло самое неприятное во всей этой эскападе. Мастер Триммлер развернул карту и топнул по одной из плит:

– Здесь.

Он сунул в стык между плитами топор, приналег и отковырял по очереди два розовых квадрата, под которыми обнаружилось то, что и ожидалось. Потянуло сыростью и тяжелым запахом гниющих отбросов.

– Вперед, ребятушки!

«Опять в сточную канаву. Это уже стало доброй традицией», – тоскливо подумал я, спускаясь вслед за Лютым в парящий вонючим дымом туннель.

* * *

– Этот?

– Да.

– Крупный… хорошо развита мускулатура… клыки не сточенные, кожа светлая. Не старше восемнадцати, я думаю. И что, он действительно так опасен, как сообщил Шакал?

– Да откуда я могу знать! Для меня они все на одно лицо! Чего вы хотите: звери!

– И все же хотелось бы иметь уверенность, что взяли именно того, кого нужно.

– Шакал описывал его как очень молодого орка. Думаю, это все же он. Во всяком случае, в Ле—Сили он вошел первым, и Шакал указал на него.

– Как его зовут?

– Уран, кажется. Чудовищный язык! Что с ним делать?

– Уничтожить, разумеется.

– А может быть, отправить в столичную лабораторию? Хороший материал для опытов…

– Если он так опасен, как утверждал Шакал, это будет слишком рискованно. Уничтожьте. Второго можете забрать в свою коллекцию. Это вознаграждение за отлично проделанную работу.

– Благодарю вас, мэтр.

Уран—гхор слышал два голоса – мужской и женский. Слышал, но не понимал, что говорят люди. Не знал он, что решается его судьба. А если бы и знал – ничего поделать не смог бы. Стянуты были руки и ноги его, как лапы необъезженного вулкорка. Чувствовал вождь, что лежит на чем—то твердом и холодном, как камень Голых гор. И ощущал странный запах, чужой – человеческий. Чуть приоткрыл глаза – и увидел склонившуюся над ним рыжую женщину, которая пленила его в селении. Рядом с ней старик стоял в длинных одеждах. Что—то проговорил коротко и ушел, а женщина осталась. Прикоснулась прохладными пальцами к лицу.

– Очнулся, зверь? – пальцы пробежались по плечу. – Нет, уничтожить тебя было бы глупым расточительством.

Уран—гхор слушал звонкий голос рыжей и смотрел на ее белое лицо. Она что—то говорила. Отвернулся вождь и увидел, что рядом с ним лежит Кард, молодой воин из его племени. Глаза его были закрыты, на лбу запеклась кровь. Тяжело дышал Кард, но еще жил. Нежный голос пропел непонятные слова, словно песню, и невидимая сила обрушилась на голову Карда, смяла в кашу. Брызнула в разные стороны кровь и что—то белое, захрустели кости, растеклась по полу густая жижа. Тело орка дернулось и замерло. Снова запел голос, Уран—гхор к смерти приготовился. С Айкой попрощался, воззвал к духам предков, просил принять его. Но не убила его рыжая своим пением, налетело что—то, подняло вождя, поставило на ноги. И почувствовал он, что на шее его сомкнулся тяжелый, жесткий ошейник, а на нем цепь звенела. А потом потерял себя Уран—гхор, забыл, кто он, и откуда, превратился в покорного раба.