Книга Княгиня Ольга. Огненные птицы - Елизавета Дворецкая

– А вы нас-то спросили, посоветовались, прежде чем Ингоря бить? – с негодованием спрашивал князь случан, Будерад. Это был еще не старый, лет тридцати с небольшим, рослый мужчина, плечистый, с полным красным лицом, окруженным рыжей бородкой; привлекали внимание его блестящие темно-золотые, будто мед, волосы, остриженные в кружок, но довольно длинно. За эти волосы его прозвали Медовая Голова. – Девятый покон: дела войны и мира, до всех древлян касающиеся, решаются общим голосом на вече. Забыли дедову науку? Нарушили покон, вот и втравили всю землю Деревскую в новую войну! Навлечете гибель напрасную! Жена у тебя, Володиша, поумнее тебя – просить бы тебе мира у Ольги со Святославом!

– Уж теперь упились они кровью, не захотят больше! – поддержали его свои старейшины.

– Чтоб им захлебнуться ею!

– И так вон вся земля печальными рубахами покрылась, будто снегом! Дождетесь, все в могилы поляжем! Не останется от нас, как от обров, ни племени, ни наследка!

– Кто с позором жить готов, тому лучше не жить и вовсе! – горячо отвечал им молодой князь. – Пусть лучше я в землю лягу и род мой сгинет, чем под русью буду дальше жить! Пусть лучше сын мой дитятей умрет, чем будет русским холопом век тянуть!

– Мы уж видели, как русь просьбы о мире встречает! – с ним рядом встал Коловей, сын боярина Любоведа.

Это был крепкий, чуть выше среднего роста, плечистый молодец, не особо красивый, но приятный лицом, с темно-русыми кудрями над широким лбом. Ему было лет двадцать пять, и он остался главой своего весьма обширного рода – Любоведичи насчитывали более сотни семей, а на Ингоревой могиле остались, кроме самого Любоведа, еще пятеро их старейшин.

– Маломир Ольге мир сулил, брак и любовь – она его острыми мечами в сыру-землю-мать уложила, вместо пива свадебного кровавым питьем напоила! Ума лишиться надо, чтобы у этих зверей мира искать и хоть одному слову их верить! Да скажи они, что огонь горяч, а трава зелена – я и в том нынче не поверю русам! Они к нам с мечами пришли – мы к ним с топорами пойдем! Пусть меня гром разобьет на этом месте – не знать мне покоя, пока за отца не отомщу!

Увлеченное его горячностью, в итоге вече согласилось, что собирать ополчение придется – поневоле, ибо в миролюбие русов никто не верил. Но когда собирать? Сколько отроков высылать? Где им быть – в Искоростене? Или ждать на порубежных реках? И сколько ждать? С какого срока? Внезапно получившие право голоса говорили каждый свое, но принять общее ясное решение оказалось так же трудно, как возвести дом из сухого песка.

Порыв Володислава сделать набег на полянские селения вече не поддержало. Когда людей уже не держали ноги, а многие сорвали голос, сошлись на самом простом решении: когда князь получит весть, что русское войско близко, он разошлет гонцов, и ратники от каждого рода соберутся к Искоростеню для решительной битвы. Володислав, Коловей и их сторонники убедили людей, что Ольга одолела бояр лишь подлостью, а в открытом поле обезглавленная, потерявшая князя русь не добьется успеха.

– Будем сами себе господами, Перуном клянусь! – Володислав простер руки к идолу, ради этого дня одетому в сорочку и красную шапку, будто живое существо. – Здесь наша земля, здесь могилы дедовы, и не будет у земли Деревской иных владык, кроме нас! Будут боги с нами, обретем волю, войдем в былую силу, и сами еще полян оттесним назад за Днепр, откуда Кий их привел! Пусть к хазарам своим идут жить, а весь правый берег наш будет!

Он ошибался. Он не понимал, что связи и выгоды киевских владык уже проросли землю Деревскую насквозь, опутали сами дедовы могилы, протянулись до крайних западных пределов света белого и что вырвать их ему уже не под силу. На их месте вырастут новые, и жить сам по себе, как поколения назад, никакой род славянский более не может.

Собрать воев можно было только после первого снега, и то ненадолго. Русские князья держали постоянную дружину – восемь сотен отроков, с конями и оружием, оплачивая все это из собираемой дани, а зимой уводя кормиться на покоренные земли. Те же князья, что сами платили им дань, у себя оружников держать не могли: вместо этого им приходилось кормить оружников киевских. В случае надобности приходилось собирать ополчение, и то из десяти дворов приходил один ратник. Из оружия у него имелись лук, рогатина и рабочий топор, пересаженный на более длинную, в два локтя, рукоять и тем превращенный в боевой. Щитами князь мог снабдить только первый ряд, шлем и кольчугу имел разве что он сам. Но пока все шло мирно, собственная военная сила малым князьям и не требовалась: русь защищала их от чужих, а родовая знать могла участвовать в их набегах на еще не покоренные земли и тем приобретать добычу и славу. Однако если малый князь ссорился с русью, то надежд одержать верх в ратном поле было у него не много.

Нынче осенью, казалось, боги подарили древлянам удачный случай. Ингорь был застигнут с малой дружиной и погиб, и мнилось, что обезглавленная русь будет покорна. Кто мог тогда противостоять им, Володиславу и Маломиру, двоим сильным мужам во главе многолюдного племени – овдовевшая женщина? Отрок двенадцати лет? Мистина, правая рука Ингоря, тогда находился со своей семьей здесь, в их власти – так им казалось. Но все расчеты обманули: Мистина вывернулся из рук, а жена в белых печальных одеждах нанесла смертельный удар могучему мужу. Когда будет нанесен следующий?

Ожидание беды нависло над землей Деревской, как черная градовая туча, бросало тень уныния на каждую душу. И все же, когда пали первые струи кровавого дождя, это оказалось полной неожиданностью…

* * *

Под вечер зарядил несильный, но упорный дождь; весь лес наполнился влагой, толстые суконные плащи отяжелели от воды. Копыта коней мягко стучали по грудам влажной листвы и хвои. Однако, встав на ночлег, огня не зажигали. Можно было найти в лесу овраг поглубже, развести костер на дне и прикрыть со всех сторон щитами, чтобы ниоткуда даже зоркий глаз не различил света. Но дым в огнивицу не спрячешь, а быть обнаруженным раньше времени Лют никак не хотел. В мирный год, может, и не каждый пойдет любопытствовать, что за неведомые люди жгут костер в овраге, но сейчас древляне должны каждого куста бояться.

– У нас многие считали, что ваш отец хочет сделать Дерева своим наследственным владением, – шепотом продолжал начатую в дороге беседу свей, Адальстейн. К Мистине он перешел из гридей Ингоря после гибели вождя, не желая дожидаться, пока приедет новый, юный господин. – Свенельдовы люди жили богато: им и одежды греческие, и мечи рейнские, все им, и где у нас дань делится на восемь сотен, у них – всего человек на двести.

– Но отец сам был не княжеского рода, – объяснял Лют, тоже на северном языке. – Он родился в Ладоге…

– Альдейгья, я знаю, мы же ее проезжали. Но ведь о многих людях рассказывают, что они нашли себе свое королевство где-то очень далеко от дома…

– Мой отец нашел себе королевство – это Русская земля. Он не раз говорил мне об этом, еще пока я был ребенком. Он хотел, чтобы я это понимал. Он говорил мне: с единым войском всей Русской земли я дойду куда дальше, чем со своей дружиной, и моя воеводская доля дани будет больше, чем доля любого мелкого конунга. Старайся сделать большой свою державу и возрастешь вместе с ней. А если рвать ее на клочки, как плащ, – все останутся с негодными клочками, которыми даже срам не прикрыть.