Книга Книга на книжной полке - Генри Петроски

Некоторым книговладельцам, возможно, не нравились концы свитков, помеченные ярлыками или надписями на футлярах, поэтому для того, чтобы их не было видно, к шкафам добавили дверцы. Другие, возможно, беспокоились из-за влажности, из-за пыли, собиравшейся на свитках, из-за насекомых, которые могли их испортить. А кто-то, наверное, сталкивался с тем, что книги из его библиотеки воровали или брали почитать без спросу, и это обнаруживалось лишь когда нужного свитка не оказывалось на месте. Когда появилась необходимость хранить в библиотеках и свитки, и кодексы, эти разные формы книги не сочетались друг с другом на открытых полках, что стало еще одной причиной закрыть их дверцами.

Закрытый книжный шкаф назывался армарий (лат. armarium). Это слово «часто встречается у Цицерона и у других писателей этого лучшего периода и означает предмет мебели, в котором хранятся всевозможные ценные вещи, а также и кухонная утварь; Витрувий же обозначает этим словом книжный шкаф»[34]. Со временем это слово стало одним из синонимов для разных видов хранилищ: буфета, гардероба, шкафа; в английском языке оно осталось во многих вариантах, в том числе almery и armoire. Еще одно слово — press — со временем все чаще означало именно книжный шкаф, особенно состоящий из нескольких секций. Это слово восходит к старофранцузскому языку через среднеанглийское presse: в XIII веке оно употреблялось в значении «толпа», «давка». Таким образом, проблема нехватки места для книг далеко не нова. Мы все еще называем словом press шкафы для фарфора, белья и так далее, но вот американские библиотекари считают это слово сугубо британским[35].

Такой книжный «пресс» с дверцами — не будем путать его со словом «пресса» — можно было закрыть и запереть. В нем хранились свитки и — что, возможно, важнее, — новомодные и редкие кодексы, которые зачастую больше ценились владельцами. Другим, более мобильным вариантом для хранения свитков и кодексов был книжный ларь — то же, что и сундук.

Параллельно со свитками и кодексами существовало несколько литературных традиций. В некоторых библиотеках «с одной стороны хранились римские классики, а с другой — Отцы церкви; схожим образом в римских прихрамовых библиотеках греческие книги хранились отдельно от латинских»[36]. В дополнение к разным литературным традициям существовали и разные материалы, которые использовались для создания письменных документов. Список их — весьма пестрый; среди них были, например,

мелкие камешки; крупные камни, отколотые со стен пещер или от скал; глиняные таблички и цилиндры; кирпичи и керамическая плитка; кора, древесина, пальмовые листья и папирус; полотно; восковые таблички; металл, слоновая кость, кости других животных; дубленая и сыромятная кожа, пергамент; а в последние столетия — бумага[37].

Довольно долго писцы предпочитали папирус. Считается, что это слово египетского происхождения, как и само растение. Греки называли папирус byblos — по финикийскому городу Библ, который был важнейшим центром торговли папирусом. Отсюда произошло греческое название книги — biblion, в свою очередь давшее название Библии, «Книге»[38].

Папирус изготовлялся из болотных растений с твердыми стеблями, которые росли в долине Нила. Эти стебли рассекали ножом и отбивали до состояния плоских полосок, которые скреплялись, образуя свитки любой нужной длины[39]. Поначалу папирус применялся и в кодексах; в Египте им пользовались «еще в X–XI веках»[40]. Но у этого легкого материала помимо преимуществ были и недостатки:

Папирус в греческом мире был дешев и его было много; на протяжении многих веков он прекрасно служил для письма. Однако у него было два изъяна. В любом климате, кроме сухого египетского, он быстро погибал. Его разрушала сырость; в Риме, а еще больше в Галлии тексты приходилось постоянно переписывать, чтобы они не пропали. Так, император Тацит, пожелавший, чтобы труды его тезки-историка, которого он воображал своим предком, были во всех римских библиотеках, счел нужным поручить своим придворным переписчикам изготовлять по десять копий каждый год и рассылать в библиотеки. А Марциал в своих эпиграммах часто напоминает читателям, что от дождя его книги пострадают, а если заворачивать в них жареную рыбу (видимо, кто-то это делал), это погубит их сразу и наверняка. Вторым недостатком было то, что папирус портился и ломался даже от единственного изгиба. Таким образом, он в действительности годился только для свитков[41].

В общем, было множество причин искать альтернативу глине, камню и папирусу, но, как это часто бывало в истории технологии, толчком к переменам послужило событие внетехнологического характера. Если верить «Естественной истории» Плиния Старшего[42], пергамский царь Эвмен II решил импортировать папирус, чтобы учредить библиотеку, которая могла бы соперничать с Александрийской, но Птолемей Филадельф не разрешил вывозить ценный материал из Египта. Эвмен не сдался и приказал изготавливать гладкие и тонкие листы из овечьей кожи: именно этот материал должен был заменить папирус. По словам Плиния, его назвали пергаментом (charta pergamena), по месту происхождения. На самом деле пергамент изобрели раньше: во времена Эвмена он просто вновь вошел в употребление. До этого его называли membrana. В современном употреблении слово «пергамент» обычно означает любой материал для письма, «сделанный из кожи овцы, козы или другого животного»[43].

Еще одной альтернативой папирусу был велень. Хотя часто велень и пергамент путают, это, строго говоря, разные материалы. Велень (от фр. vélin, ср. англ. veal, «телятина») изготавливался из телячьей кожи, хотя латинское vellum обозначало также шкуру овцы и других животных[44]. В самом деле, «кожу почти всех повсеместно известных домашних животных, и даже рыб, брали, чтобы приготовить материал для письма»[45]; из кожи мертворожденных ягнят и телят получался «превосходный, тончайший»[46] материал. Время показало, что велень и пергамент долговечнее папируса. К сожалению, материалы животного происхождения обходились недешево: «из кожи одной овцы можно было выделать лишь один лист (складываемый в два) книги формата ин-фолио»[47]. Так что для того, чтобы написать один кодекс, требовалось забить «очень большое стадо овец».