Книга Новый год в октябре - Андрей Молчанов

— Вот как? — одарив его надменным взглядом, сказал Прошин. — Ну, тогда позвольте помудрствовать и мне, Федор Константинович. Точнее, сделать их вашего вывода другой вывод. Вы ищете слишком простой путь к истине.

— А он сложный? — спросил Лукьянов насмешливо.

— Не знаю, — сказал Прошин. — Не знаю, есть ли таковой вообще, потому что не знаю, существует ли она — истина.

Он вернулся в свой кабинет, уселся в кресло, развернулся к окну и посмотрел вниз. Так и есть: Глинский уже пересекал дворик, направляясь к нему. Протопали шаги по коридору…

— Что за дела? — тяжело дыша, начал Глинский, едва открыв дверь. — Ты терпение мое испытываешь? Или отомстить решил?

— Слушаю ваши претензии, — сказал Прошин.

— Ах, претензии… — Тот наклонил голову. — Первая: почему не уволен Авдеев? Вторая: какого черта ты отфутболил меня на эту вонючую работу?!

— Это наука, о которой ты мечтал, мой друг, — заметил Прошин.

— Наука? Компоновка всем известных схем — наука?! Так. Спасибо. И за напарника спасибо! Ты бы мне еще Авдеева подсунул!

— А ну, — вдруг строго сказал Прошин, — покажи зубы…

— Что?

— Зубы покажи!

— Зачем?

— Покажи, говорю!

Глинский недоуменно оскалился.

— Ишь, — укоризненно сказал Прошин. — Здоровый у тебя клык вырос на Авдеева…

Сергей побледнел от обиды, закаменев лицом, губы его дрогнули, шевельнувшись в ругательстве, он повернулся к выходу, но Прошин, перегнувшись через стол, ухватил его за рукав.

— Злопамятный ты мужик, — заговорил он, посмеиваясь. — И нет в тебе великой благости человека мудрого: умения понять и простить. И чувство юмора у тебя как у носорога. Ну, получил по морде. Было. Но от кого? От влюбленного, ревнивого дурака. Кстати, раскаявшегося в этом своем хамском деянии. Забудь!

— А это?! — Сергей машинально указал на синяк.

— Пройдет.

— Так ведь и жизнь пройдет!

— Не зуди, — тон Прошина стал деловит и угрюм. — Колю я помиловал, да. И вот почему. Во времена былой безыдейности ты, друг ситный, предложил мне маленький бизнес: сделать музыкальную студийную аппаратуру, сдав ее в аренду. Помнишь, надеюсь? Ну да, как же, до сих пор небось денежки капают…

— Д-давно… ничего… — спотыкаясь на каждой букве, промямлил Глинский.

— Заливай. Прикарманиваешь дивиденды и меня за нос водишь, вот и вся твоя порядочность. Короче. У Коли Авдеева имеются документы, указывающие на присвоение гражданином Глинским исправных деталей, путем подлога выданных за списанные. — Он выдержал паузу. — Теперь ясно, что значит умение понять и забыть?

Глинский издал звук, похожий на стон.

— Мы с ним пришли к джентльменскому соглашению. — продолжал Прошин. — Он молчит, соблюдая в отношении тебя политику нейтралитета, и вы воюете холодной войной за сердце и прочее мадемуазель Ворониной. Вариант из серии — меньшее из двух зол. Но… все может быть. Не терзай его, не дразни зверя, выставляя напоказ свой успех… И работай над темой «Лангуст». В ней твое спасение. Ты делаешь прибор с Лукьяновым. Он разрабатывает его как надо, ты — как скажу я. И, когда начнется подгонка блока к генератору, снимешь фазово-частотные и прочие характеристики на всем рабочем диапазоне. Интервал: полгерца.

— Но это же гора графиков! — ахнул Сергей. — А расчеты какие!

— Ас расчетами — к Роману Навашину, — участливо сказал Прошин. — Он математик. Ученый. Получает за это дело зарплату. Ну а при условии предоставления мне подобного научного материала я смогу внятно ответить на вопрос о растаявших детальках, увязав их с теми бумаженциями. Да, детальки ушли. На такую-то работу.

— Господи… — пробормотал Глинский, мало что соображая.

— Конечно, — чеканил Прошин, — никто об этих расчетах и ведать не должен. Один увидит, второй сболтнет, а третий, то бишь Коля, сопоставит… И уж тогда я не ручаюсь за твое светлое будущее. Естественно, расчеты сделаешь в наикратчайший срок, потому как мирные пакты частенько и вероломно нарушаются, смотри данные из всемирной истории… Человечество просто погрязло в коварстве!

У Глинского нервно дергалась нога, вышибая морзянку по паркету. Прошин отвернулся, пряча улыбку. Итак, первый ход сделан. Соперники стравлены, и теперь, темня друг перед другом, примутся за общее дело. И умно и смешно. Настроение омрачал лишь Лукьянов. Если тот — хваткий, бескомпромиссный — уловит связь между тремя китами, на коих зиждется афера — докторская: датчиком, диссертацией и «Лангустом», то киты… перевернутся кверху брюхом.

— Так я пойду? — спросил Глинский тускло.

— Давай, — согласился Прошин, листая записную книжку.

Пальцы сами раскрыли ее на букве «И». Поразмыслив, он набрал шесть цифр, затем дождался, когда за Сергеем закроется дверь, и — крутанул диск еще раз.

— Ира? — спросил Прошин и затаил дыхание.

— Да.

— Это Алексей…

— Кто? А… Здравствуйте.

— Здравствуйте. — Он помолчал. — Ира, я хочу вас увидеть.

— Зачем?

— Ха, — сказал Прошин. — У вас убийственные вопросы. Хочу, и все тут.

— Вы что… влюблены в меня? — с вызовом, но без иронии спросила она.

— Да, — серьезно подтвердил он. — Именно так.

— Видите ли, — в голосе ее появилась поучающая скука, — вы, как мне показалось, неглупый человек, и играть с вами в прятки… Я должна сразу отказать вам. У меня есть… ну, без пяти минут муж, и обманывать его я не собираюсь.

— Я остановлю часы.

— Не стоит… — Она засмеялась. — Часы… Нет. Я все же напрасно дала вам свой телефон. До свидания.

— Постойте! — воскликнул он, но на том конце дали отбой.

Прошин, покраснев от досады, шмякнул трубку на аппарат. Но, едва та коснулась рычагов, телефон звякнул, перепугав его этим своим неожиданным вывертом и вогнав в еще больший конфуз.

— Да! — заорал Прошин с ненавистью.

— Алексей Вячеславович? — Тон секретарши Бегунова был вежлив и сух. — Соединяю с городом… Тут какие-то иностранцы, а директор в отъезде…

Что-то щелкнуло, и донеслось смущенно-вопросительное:

— Хелло?

— Да, — сказал Прошин. — Иностранный отдел.

— Добрый день; а-а… Мое имя Лорел Хэтэвей, — старательно выговорил женский голос. — Мы из инститьют космоса исследования… Остре… А-стралия. Мы здэсь. Отель. We,re passng through…[1] мимо… И, а-а… хочим сказать об обмен спешиалист. Мы имеем время до вечерка. Потом — самолет.

— Я понял, — сказал Прошин. — Буду через час. I,m coming to you.[2]