Книга Смертный приговор - Андреас Грубер

– «Противоестественно»? – повторил Снейдер. – Мотивы серийных убийц, в основном, ярость или сексуальное влечение. Если вы, как криминалисты-аналитики, это поймете, то сможете работать более структурированно. В противном случае вам лучше идти в патрульные полицейские. Мы же должны рассматривать этот поступок как тотальное произведение искусства. Потому что наша работа не поймать преступника, а понять преступника, чтобы другие его поймали.

– Однако в прошлом году Снейдер собственноручно поймал серийного убийцу, – прошептала Тина.

– Я знаю, – ответила Сабина, не отрывая взгляда от фотографий. Она также знала, что сегодня ничего уже не сможет съесть.

На лицах убитых не было никаких эмоций. Сабина знала это по другим трупам, которые видела до этого. Челюсти опущены вниз, синие языки вывалились наружу. На губах засохла пена. Роговая оболочка глаз тоже абсолютно высохшая.

Пока одни пялились на фотографии, а другие отворачивали голову, Снейдер прошелся по среднему проходу и раздал досье. Сабина заглянула в папку. Внутри лежали показания свидетелей, отчеты экспертно-криминалистической службы и судебного медика. Медицинские сведения были – и это неудивительно – намного обширнее, чем в случаях других убийств. Однако как психическая экспертиза, так и психологический портрет преступника отсутствовали.

По печатям и тому, как были заполнены формуляры, Сабина поняла, что они имеют дело с копиями оригинальных документов, а не с фейковым показательным примером. Она сразу сообразила, где нужно искать, чтобы за несколько минут получить общее представление об этом деле. Едва она закрыла папку, как Снейдер снова взял слово:

– Добровольцы, вперед! Что произошло?

Шёнфельд вызвался первым. Ясное дело, он должен был показать, что выяснил за такое короткое время.

– Состоятельная берлинская семья. Вилла в пригороде, крытый бассейн в доме, комната для бильярда и библиотека с открытым камином. В пятницу утром неизвестный проникает в дом и усыпляет мать и дочь большой дозой рогипнола, сильного седативного средства. Они тут же теряют сознание. Однако на предплечьях женщины имеются следы борьбы – очевидно, семья не была знакома с убийцей. Он стреляет в бернскую овчарку, убивает стилетом обеих сиамских кошек и сбривает животным шерсть. Пули от девятимиллиметрового пистолета «хеклер-и-кох» с глушителем. Гильзы преступник забрал с собой.

– Дальше!

– В обед домой приходит сын. Ближе к вечеру отец. Обоих ожидает та же самая процедура. Раны на предплечьях, удар по голове, доза рогипнола. Все члены семьи, связанные и с кляпами во рту, находятся в доме до вечера воскресенья. Лишь около семнадцати часов он приступает к своей работе.

– Почему он так долго ждет? – перебил его Снейдер.

– Следы в ванной комнате позволяют сделать вывод, что семья многократно пользовалась туалетом. Возможно, убийца не хотел, чтобы опорожнение кишечника и мочевого пузыря в момент смерти обезобразило его творение.

Сабина подняла глаза. Шёнфельд был неплох.

Снейдер кивнул:

– Дальше.

– Однако кровь не смущает убийцу. Она гармонирует с цветом штор и дивана. Он отделяет головы и конечности от тел своих жертв, пришивает их по-новому, перемешивая людей и животных.

Двое студентов в первом ряду начали шептаться: Майкснер, расфуфыренная блондинка с солнечными очками в волосах, и Гомез, долговязый парень, который жевал жвачку и вел себя достаточно непринужденно. Не похоже, что он когда-либо работал в Земельном управлении уголовной полиции.

Снейдер тут же подошел к ним.

– Вам наскучили рассуждения? Я скажу, почему вы должны навострить уши. Мы обсуждаем все это не для того, чтобы заполнить паузу. Возможно, однажды вы будете работать над этим делом, потому что появятся новые сведения.

– Извините, – пробормотала Майкснер и убрала длинные волосы за ухо.

– Есть ли комментарии к уже сказанному? – спросил Снейдер. Все промолчали. – Хорошо, продолжайте, Шёнфельд!

Тот вернулся к теме:

– Помимо своего творения убийца не оставил никаких следов. Кровь, волосы, слюна, пот и частички кожи – все принадлежит членам семьи. Посторонние следы были идентифицированы, их оставили друзья и знакомые, у которых на момент преступления было алиби.

Снейдер поднял одну бровь.

– Это и есть следы! Чем сильнее человек старается что-то скрыть, тем больше выдает нам о себе. А именно?

– Преступник работал в перчатках и сетке для волос. Предположительно, в медицинской маске или даже в полиэтиленовой пленке поверх одежды. Возможно…

– Неплохо, – перебил его Снейдер. – Мартинелли, продолжите вы! Что мы знаем о психике убийцы?

В первый момент Сабина немного посочувствовала Тине, потому что та наверняка была перегружена фактами, и Снейдер хотел выставить ее на посмешище. Но она ошиблась.

– Преступник действовал по плану, – уверенно сказала Тина. – И во время преступления от него ничего не ускользнуло.

– Дальше! – потребовал Снейдер.

– Если мы хотим понять художника, то должны посмотреть на его творение. Нам помогут три краеугольных камня на пути становления серийного убийцы: ночное недержание мочи, поджоги и издевательства над животными. Последний момент кажется наиболее выраженным.

– Чего он хочет этим добиться?

– Если животное посмотрит на нас человеческими глазами, то нам станет не по себе. То же самое, если нам улыбнется человек с собачьей пастью. Убийца намеренно хотел вызвать эти неприятные чувства у наблюдателя.

Тина была права, ужаснее всего Сабине показалась восьмилетняя девочка с кошачьими глазами.

– Почему такая жестокость?

– Похоть, алчность и кровожадность подобны соленой воде: чем больше пьешь, тем сильнее жажда, – ответила Тина.

Снейдер кивнул:

– В каждом убийстве есть зерно сумасшествия. Нужно остерегаться, чтобы не прорастить его. Какие вопросы мы должны задать себе?

– С тех пор он совершил еще преступления?

Снейдер помотал головой.

– Насколько нам известно, нет.

– А до этого он уже убивал?

– Предположительно, нет.

– Однако эти фотографии напоминают мне… – Тина умолкла.

– Да? – Снейдер подошел ближе.

– То, как скомпонованы тела и пришиты друг к другу, напоминает мне серию убийств из восьмидесятых. Я тогда еще не родилась, но помню, что несколько лет назад читала об этом статью.

– Йохан Белок, – подсказал Снейдер.

По аудитории прокатился гул. Теперь некоторые начали припоминать. Сабина тоже вспомнила. Белок был лейпцигским детским врачом и одновременно сумасшедшим, который в восьмидесятых годах изувечил много людей в собственных домах. Но самостоятельно Сабина до этого не додумалась бы – она не была такой помешанной, как Тина, которая, очевидно, интересовалась подобными вещами в частном порядке.