Книга Родной берег - Уильям Николсон

– Мне всегда хотелось увидеть Флоренцию, – призналась Китти.

– Только без меня, – сказала Луиза. – У меня от искусства голова болит.

– А вот этого при Ларри говорить не надо, – встрял Эд. – Он хочет быть художником, когда вырастет.

– А вы кем хотите стать? – спросила Луиза.

– О, я вообще расти не буду.

– У Эда все получится, за что бы ни взялся, – попытался объяснить Ларри. – И тут ничего не поделаешь. Он любимчик небес.

Эд с ухмылкой кинул в него кусочком хлеба:

– Те, кого любят небеса, умирают молодыми.

После того как они наелись и напились, Луиза достала фотоаппарат «Брауни» и велела сесть поближе:

– Китти, ты давай посередине.

– Терпеть не могу фотографироваться, – проворчала Китти.

– Это все от тщеславия, – назидательно произнесла Луиза. – Будь как Эд, ему вон все равно.

Эд опустился рядом с Китти, обхватив колени. Его голубые глаза рассеянно смотрели в никуда, а плечо касалось руки Китти, но он будто не замечал этого. Ларри уселся по другую сторону от Китти по-турецки, упершись руками в плед.

– Улыбочку, Ларри, – попросила Луиза.

Ларри улыбнулся, затвор фотоаппарата щелкнул. Луиза начала отматывать пленку:

– Ну что ты будешь делать! Последний кадр, оказывается. – Но тебя тоже нужно сфотографировать, – расстроилась Китти.

– Пленки не осталось.

– Вместо фото сделаем воспоминание, – предложил Эд.

Все посмотрели на него с удивлением.

– И что это значит? – спросила Китти.

– Даже не знаю, – ответил Эд. – На голове постоим, на луну повоем.

– Китти могла бы нам спеть, – предложила Луиза, – у нее потрясающий голос. Раньше она солировала в церковном хоре.

Эд бросил на Китти пристальный взгляд:

– Да, пусть Китти нам споет.

Китти покраснела:

– Вам вряд ли понравится.

Эд поднял руку, будто голосуя. Он по-прежнему пристально смотрел на Китти. Поднял руку и Ларри. И Луиза тоже.

– Единогласно, – сказал Эд. – Теперь придется петь.

– А как же музыка? – запротестовала Китти. – Я не могу петь без аккомпанемента.

– Все ты можешь, – оборвала ее Луиза, – я уже слышала. – Ладно, но я не могу петь, когда на меня все смотрят.

– Мы закроем глаза, – предложил Ларри.

– А я нет, – сказал Эд.

– Ну и ладно, – сдалась Китти, – тогда я закрою.

Она поднялась, немного постояла, собираясь с мыслями; остальные с удивлением смотрели на нее, внезапно осознав, что Китти отнеслась к шутке серьезно.

Китти закрыла глаза и запела:

Безбрежная гладь,Ни брода, ни мо́ста,И крыльев нет —Перенестись.Где взять мне лодку,Чтоб все стало просто —Мы станем с любимымВдвоем грести.

У нее был высокий, чистый, искренний голос. Ларри перевел взгляд на Эда и заметил на лице друга прежде не виданное выражение. «Ну вот, – подумал он, – Эд влюбился».

Есть в мире корабль,Что летит над волною.В глубокие водыОн может зайти.Вот только любовьГлубже, чем море.Плыву иль тону?Ответ не найти.

И, будто очнувшись от сна, Китти открыла глаза и увидела, что Эд смотрит на нее не мигая. Смутившись, она пожала плечами:

– Дальше не помню.

– Мне кажется, ты ангел, – сказал Эд.

– Я на небеса не тороплюсь.

А потом они все лежали на пледе, в пятнах света и тени. Облачка проносились в небе, словно парусники, подгоняемые ветром. А выше их, завывая, пробирался к Лондону одинокий самолет.

– Меня уже тошнит от войны, – прервала тишину Луиза. – Раньше мир был так прекрасен. Теперь кругом сплошное уродство.

– Чем ты занималась до войны, Луиза?

– Ничем особенным. В тридцать девятом, как полагается, вышла в свет. Глупо получилось. Я терпеть не могла, когда меня заворачивали в пестрые тряпки, точно подарок, и заставляли улыбаться скучным дяденькам. А теперь это вспоминается как сказка.

– А я благодарен войне, – признался Ларри. – Она спасла меня от бананов.

– Рано радуешься, – возразил Эд, – бананы до тебя еще доберутся.

Компания отозвалась смехом.

Китти спросила, о чем это они, и Ларри рассказал о своем дедушке Лоуренсе Корнфорде, в честь которого его назвали. Дед основал компанию «Элдерс & Файфс» и придумал голубую наклейку на бананы. Именно он первым разрекламировал эти фрукты и в дальнейшем прослыл банановым королем.

– В начале Первой мировой у нас было шестнадцать кораблей, и адмирал флота призвал деда помочь родине. Дед тогда ответил: «Мой флот – в полном распоряжении моей страны». Тем адмиралом был Людвиг фон Баттенберг, отец Маунтбеттена. Так что я попал в Штаб совместных операций по знакомству.

– У бананов длинные руки, – ухмыльнулся Эд.

– По-моему, замечательный бизнес, – отозвалась Китти. – А многие смеются. Притом что некоторые страны, Ямайка например, выживают только за счет банановой торговли, – сказал Ларри. – Так вот, голубая наклейка в свое время стала настоящим прорывом. Никто и не думал помечать фрукты, пока этим не занялся мой дед. Отыскать подходящий клей и уговорить упаковщиков лепить наклейки оказалось не так-то просто. Но дед сказал: «Наши бананы – самые лучшие, и когда люди это поймут, то будут высматривать голубую наклейку». Так и вышло.

– Теперь компанией управляет его отец, – добавил Эд. – Угадайте, кто следующий.

– К сожалению, отца я несколько разочаровал, – вздохнул Ларри.

– Вроде бы есть такой сорт бананов – «кавендиш»? – спросила Луиза.

– Конечно, – подтвердил Ларри. – Герцог Девонширский вывел их в пакстонской оранжерее Чатсуорт-хауса.

– Мы с ним родственники, – сообщила Луиза.

– Тогда тебе есть чем гордиться. Бизнес моего деда начался с импорта канарских «кавендишей».

– Чем же ты разочаровал отца, Ларри? – спросила Китти.

– Тем, что решил стать художником. Отец надеялся, что я пойду по его стопам и унаследую фирму. Но главным образом он боится, что я не смогу заработать на жизнь.

– У Ларри дар, – сказал Эд.

– Ты моих работ со школы не видел.

– Ну хорошо, тогда у тебя был дар. Советую гнаться за мечтой.

– Порыв и слава, да, Эд?

– Бей сильней, рази глубже. – Его слова, произнесенные в небрежной манере, лениво повисли в воздухе.