Книга Короли Италии - Джина Фазоли

Споры ученых пока еще не внесли ясности в вопрос о предполагаемых привилегиях, предоставленных Церкви в промежутке между Константиновым даром, сфальсифицированным в VIII веке, привилегиями Людовика I, дарованными в 817 году, и теми, что были пожалованы Оттоном I в 961 году. Вопрос этот многогранен и запутан, и здесь мы не будем его касаться: отметим, впрочем, что содержание прошения епископов, обращенного к Гвидо, заставляет подозревать о присутствии папских представителей на ассамблее в Павии.

Для себя епископы попросили о предоставлении им полной свободы в исполнении священнических функций. Церковные учреждения не должны были облагаться новыми налогами, а духовенство — остаться «под властью своих епископов» (sub potestate proprii episcopi).

Впрочем, собравшиеся позаботились также об интересах и благополучии мирян, и Гвидо пришлось приложить все усилия, чтобы прекратить злоупотребления властью со стороны графов и королевских чиновников, а также самоуправство франкских наемников и авантюристов, оставшихся в Италии после победы.

За исключением последнего пункта, касающегося проблем местного и временного характера, остальные просьбы епископов были соотносимы с постановлениями из капитулярных сборников эпохи Каролингов и не были нововведением.

За избранием должна была последовать коронация, которая, по всей видимости, состоялась 16 февраля: как и Беренгарий, Гвидо не мог отказаться от того, чтобы после коронации и миропомазания придать своей власти священный характер, которая приподняла бы его над себе равными, избравшими его.

Тем временем Беренгарий отправился в свое маркграфство и укрылся в резиденции в Вероне. Он все так же носил королевский титул, и его окружение составляли те, кто остался ему верен: Вальфред, граф Веронский, теперь возвысившийся до титула маркграфа Фриули, епископ Адалард, граф Адальгиз и остальные Суппониды. Королевская канцелярия продолжала свою работу: Беренгарий предоставлял и подтверждал привилегии, жаловал дары церквам и монастырям, вассалам и подвассалам, ожидая дальнейшего развития событий.

В свою очередь, Гвидо, обосновавшийся в Павии и отныне признанный на всем пространстве государства, остерегался от попыток распространить свою власть на последний кусок земли, где хранили верность его сопернику, поскольку не хотел обострения отношений с Арнульфом.

Маркграф Сполето, король Италии, Гвидо хотел стать императором и сделать это как можно быстрее, так как прекрасно понимал, что Арнульф стремился к тому же.

Принуждая национальных королей признать свое превосходство, Арнульф создал предпосылки для своего восхождения на императорский трон. Его политический план, основанный на личных амбициях, имел идеологическое обоснование, что сближало его с традициями Каролингов.

Претензии Гвидо на императорскую корону были, напротив, лишены идеологического и универсального размаха, он преследовал практические, приземленные цели. Императорский венец и корона Италии по традиции были неразделимы: Гвидо было нужно непременно и как можно скорее получить императорский венец, чтобы помешать Арнульфу заявить свои права на него и вмешаться в политику Италии по праву императорского суверенитета.

Титул императора укрепил бы позиции нового короля в его противостоянии Беренгарию, который к тому же являлся вассалом германского короля: заставил бы повиноваться маркграфа Тосканского, кичившегося своей полной независимостью. Но самым главным было то, что этот неоспоримый титул позволил бы Гвидо наконец достичь той цели, к которой столь рьяно стремился его брат: установления суверенитета Сполето на папской территории, от Рима — до Перуджи и Равенны. Венец императора дал бы ему возможность объединить Южную Италию — старинное поле захватнических битв сполетцев — с Северной, где его позиции были теперь как никогда крепки. Это было возвращением к политике Людовика II и самых доблестных лангобардских королей.

Стефан V уже давно называл Гвидо своим сыном и поддерживал с ним самые сердечные отношения, но при этом он никогда не забывал о том, сколько вытерпели от сполетцев его предшественники. То, что маркграф Сполето стал королем Италии и его территории окружили владения Церкви со всех сторон, вызывало у Стефана лишь некоторое беспокойство. Сама мысль о том, что Гвидо станет императором и воспользуется своим высоким положением с присущей ему энергией, наверняка была абсолютно неприемлема для понтифика, который старался сохранить независимость церковных земель.

Церковь давно уже выработала собственную имперскую теорию, согласно которой духовное единство самой Церкви должно было служить основой для политического единства империи: все христианские государства должны были стать ее частью, подчиниться императору, который олицетворял верховную политическую власть (так же как Папа Римский олицетворял власть духовную).

Возможность избрания императором Гвидо, этого «королька» (regulus), который правил маленькой частью полуострова, ничем не прославился за пределами Италии и, более того, потерпел там оглушительное фиаско, должна была казаться скверной шуткой, особенно после даже самого поверхностного сравнения его с Арнульфом, обладателем владений, по крайней мере в четыре раза превосходящих Итальянское королевство; властителем, чье превосходство признали короли Франции, Бургундии, Прованса, Италии, который подобно Карлу Великому, чья кровь текла в его жилах, вел непрекращающуюся и победоносную войну с варварами.

Было более чем достаточно причин для того, чтобы, выслушав увещевания Гвидо, Стефан V обратился к Арнульфу и стал умолять его, чтобы тот приехал и вырвал Италию и Святой престол из рук недобросовестных христиан и неверных. По всей видимости, недобросовестных христиан Стефан V боялся настолько, что не осмелился даже направить к Арнульфу послов, а передал ему свое послание через Святополка, князя Моравии.

Арнульф, который по вполне веским причинам задержался в Германии, этого послания не получил, и Гвидо, воспользовавшись представившимся ему случаем, вынудил Стефана V сделать то, чего тот до самого последнего момента хотел избежать.

21 февраля 891 года Гвидо стал императором, и вместе с ним короновали его жену Агельтруду.

В прошедшие годы высказывалось мнение о том, что Агельтруда имела собственную четко очерченную имперскую политическую программу, изложенную в «Книге об императорской власти в городе Риме» (Libellus de imperatoria potestate in urbe Roma), которая была написана по ее инициативе. В настоящее время это утверждение, как правило, оспаривается, и «Книгу» относят к гораздо более позднему времени. Вместе с тем нельзя отрицать, что императрица была цельной личностью и умела заставить всех с этим считаться.

Агельтруда была дочерью Адальгиза Беневентского, и ее бракосочетание с Гвидо, скорее всего, произошло в те времена, когда сполетцы стремились к южным частям Италии. По всей видимости, она была энергичной и честолюбивой женщиной. Некоторые считали ее виновной в том, что Гвидо проводил политику противостояния Папе, и возлагали на нее ответственность за неуемные амбиции Гвидо, за авантюру во Франции, за претензии на императорский венец; в общем, за все то плохое, что он сделал в своей жизни. Нет причин сомневаться в том, что Гвидо смог бы додуматься до всего перечисленного выше сам, однако нужно признать, что Агельтруда имела огромное влияние на мужа, который осыпал ее бесценными дарами и удостоил титула соправительницы империи (consors imperii). Его сын почти сравнился в щедрости с отцом и наделил Агельтруду правом на участие в важнейших политических делах.