Книга Три д'Артаньяна - Сергей Нечаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати сказать, если из первой роты до чина генерал-лейтенанта дослужились четыре человека, то из второй — пять человек, в том числе (в 1676 году) вышеупомянутый граф де Молеврие.
При создании первая рота мушкетеров в 1622 году имела в своем составе около 100 человек. Незадолго до того, как кардинал Мазарини распустил роту, в ней насчитывалось 130 мушкетеров.
В 1663 году в каждой роте насчитывалось по 300 человек, но в 1668 году, после завоевания Франш-Конте, был установлен штат каждой роты в 250 мушкетеров, что и сохранилось до конца царствования Людовика XIV.
В обеих ротах служили только дворяне. В первой роте можно отметить графа д’Авежана, маркизов де Мопертюи, де Рюффи, де Жансона и де Шазерона, во второй — графа де Монброна, маркизов де Жовелля, де Канийяка, де Монбуассье, де Пон-Шато и де Риговилля.
Следует отметить, что состав рот во время войны увеличивался за счет вступающих в них добровольцев, которые получали жалованье, но по окончании военных действий они его лишались и при желании должны были ожидать вакансии, чтобы войти в число штатных мушкетеров роты.
С момента образования второй роты различия в униформе между ними заключались в некоторых частностях, а после осады Маастрихта, то есть после 1673 года, король повелел иметь в обеих ротах одинаковую униформу с золотым отличительным галуном для первой и серебряным галуном для второй роты.
Историк XVIII века Симон де Нёвилль описывает службу в мушкетерских ротах следующим образом:
«Эти две роты служили как в пешем, так и в конном строю и на упражнениях и парадах выступали побатальонно или поэскадронно. Когда в 1689 году в мушкетеры поступил герцог Бургундский, они базировались в Версале, и этот юный принц стал проходить службу на глазах у короля. При этом он больше склонялся к первой роте, но, чтобы не провоцировать чувства зависти, имел два комплекта униформы, которые он носил попеременно. Король Людовик XIV каждый год производил большой смотр двух рот, то в конном строю, то в пешем, в зависимости от своего желания. Исключение составляли военные годы, когда смотры проводились только в конном строю. По приказу короля мушкетеры следовали за армией в виде отдельных отрядов, вместе с другими войсками „Мэзон дю Руа“. Когда король появлялся в районе боевых действий, обе роты мушкетеров располагались рядом с его штаб-квартирой, по возможности рядом с местом его проживания, причем первая рота располагалась вместе со всеми знаменами справа, а вторая — слева. То же самое практиковалось и в отношении брата короля, когда он командовал армией, за исключением того, что ему выделялся лишь отряд из 150 мушкетеров. Во время войны мушкетеры служили в конном строю, во время осад они охраняли траншеи, а в пешем строю они принимали участие в приступах. Именно в этом они наилучшим образом проявляли себя. В полевых сражениях они атаковали поэскадронно, за исключением сражения при Монкасселе, где им приказали атаковать в пешем строю».
Кровавая вражда между королевскими мушкетерами и гвардейцами кардинала — это еще одно из художественных допущений Александра Дюма. Впрочем, некоторые историки придерживаются иной точки зрения. В частности, Жан-Кристиан Птифис пишет:
«Между людьми кардинала, которыми командовал господин де Кавуа, и людьми короля, которым предводительствовал удалой де Тревиль, существовали неприязнь и соперничество, доводившие до самых отчаянных ссор. По вечерам они подкарауливали друг друга на темных и грязных улочках Парижа, чтобы всерьез сцепиться».
Согласиться с этим невозможно. Конечно же соперничество было, но оно бывает всегда и везде между представителями различных служб и родов войск. Однако ничего более.
Во-первых, обе роты, по сути, были одним и тем же: со схожими функциями, составом, униформой и вооружением. Кстати сказать, многие дворяне переходили из одной роты в другую. У них просто не могло быть причин для серьезной неприязни и тем более вражды.
Во-вторых, не надо забывать, что де Ришелье был первым министром (к тому же фаворитом) и именно он в первую очередь был заинтересован в защите короля. Король же обожал своего фаворита и тоже был заинтересован в его защите. Поэтому с трудом верится в то, что подчиненные им части могли преспокойно уничтожать друг друга «на темных и грязных улочках Парижа». К сожалению, благодаря Александру Дюма все мы являемся в некотором роде жертвами романтического представления о монстре-кардинале и о находящемся под его властью простоватом короле. Как мы увидим ниже, это представление ошибочно, ибо король и кардинал составляли практически идеальный образ двоевластия, исключавший кровавую вражду между подчиненными им структурами.
В-третьих, дуэли с 1626 года были полностью запрещены. Это было связано с тем, что за девять лет правления Генриха IV погибло на дуэлях около четырех тысяч дворян. Теперь дуэли считались тяжелым преступлением, поэтому лишь самые отчаянные и лишенные здравого смысла решались на то, что у Дюма происходит буквально на каждой странице. В этом смысле весьма показательна судьба дворянина Франсуа де Монморанси-Бутвилля, сына вице-адмирала Франции при Генрихе IV. После того как он последовательно убил на дуэлях маркиза де Порта, графа Жака де Ториньи и тяжело ранил барона де Ла Фретта, ему пришлось скрываться в Брюсселе. Никакое высокое заступничество не помогло, Людовик XIII не пожелал простить его, и он был казнен 21 июня 1627 года. Впрочем, это не помешало его сыну, Франсуа-Анри де Монморанси-Люксембургу, родившемуся уже после его смерти, стать маршалом Франции.
Эту историю можно было бы и не рассказывать, но главный ее смысл представляется очень важным: если такой высокопоставленный и титулованный аристократ был так сурово наказан за нарушение запрета на дуэли, то что же тогда говорить о таких малозначительных, по определению того же Жана-Кристиана Птифиса, «дворянчиках без гроша за душой», какими были прототипы главных героев Александра Дюма. Для них первое же столкновение со своими аналогами из роты мушкетеров кардинала явно стало бы и последним.
Итак, мы уже знаем, что д’Артаньян — реальное историческое лицо. А Атос? А Портос? А Арамис? Эти имена кажутся вымышленными…
Прошло много лет, прежде чем Александр Дюма сделал признание. В литературном еженедельнике «Родная страна» («Le Pays Natal») в 1864 году он написал: «Меня спрашивают, когда именно жил Анж Питу, мы, мол, с ним не встречались… Это вынуждает меня сказать, что Анж Питу, так же как и Монте-Кристо, так же как Атос, Портос и Арамис, никогда не существовал. Все они просто признанные публикой побочные дети моего воображения».
Однако великий романист даже в редкие моменты искренности с трудом позволял себе делать до конца честные и полные признания. «Побочные дети моего воображения»… Это определение явно страдает неточностью. Прежде всего, если уж они «побочные дети», то их появлением на свет мы обязаны не автору «Трех мушкетеров», а уже известному нам господину де Куртилю, который упоминает в своем тексте Атоса, Портоса и Арамиса. Правда, в «Мемуарах господина д’Артаньяна» эти три человека остаются эпизодическими персонажами и исчезают по мере развития сюжета, а Дюма увлеченно продлевает их полное приключений существование вплоть до правления Людовика XIV.
