Книга Графиня Дюбарри. Интимная история фаворитки Людовика XV - Наталия Сотникова

Эта каждодневная круговерть привела к подлинному истощению сил у Жанны. Систематическое принуждение к работе вызвало у нее ужасную усталость. 6 октября 1765 года инспектор отмечает в своем журнале, что «девица Вобернье, наконец, покинула господина Дюбарри, она утомилась служить приманкой на его подпольных карточных играх. После свидания с герцогом де Ришелье, заплатившем ей пятьдесят луидоров, она отдала их обойщику, который втихую меблировал ей небольшую квартирку на улице Монмартр, в доме господина Лапланша. Без ведома и потихоньку от господина Дюбарри, она приказала ему отнести туда все свои вещи, платья, драгоценности, шелка и сама ушла в новое жилье». Как это ни странно, Дюбарри прикинулся, что уход Жанны ему безразличен, и с виду никак не отреагировал на него.

Разрыв длился три месяца, в конце которых Жанна вернулась к Дюбарри. Она не провела это время в одиночестве, встречаясь с двумя известными в Париже красавчиками, кошельки которых, однако же, были совершенно пусты. То ли жизнь без привлечения выгодных клиентов, которую так ловко обеспечивал Дюбарри, не приносила достаточного дохода, то ли Жанна соскучилась по сыну своего покровителя, к которому питала материнские чувства, то ли равнодушие Жан-Батиста уязвило ее самолюбие, но сбежавшая прелестница возвратилась в квартиру сводника. Однако теперь их союз основывался вовсе не на призрачных чувствах; на сей раз они заключили нечто вроде соглашения, по которому Дюбарри обязывался оплачивать все ее текущие расходы и капризы, а Жанна – вносить определенную сумму в совместное хозяйство, причем ей предоставлялась бóльшая свобода действий. Жан-Батист отныне сдает ее не всем подряд, а лишь тем, кто в состоянии платить значительные суммы. Она развлекает по очереди двух генеральных откупщиков, гг. Бриссара и Крамазеля, нескольких знатных вельмож, герцога де Ришелье, его сына, герцога де Фронсака, герцога Лозена, маркиза де Латур и т. д. Одним из ее последних любовников был богатейший Р. де Сен-Фуа, генеральный казначей военно-морского флота.

Теперь сожители представляются мужем и женой, так что Жанну все чаще именуют «графиня Дюбарри». Дела идут успешно, ибо в мае 1766 года «супруги» снимают роскошную квартиру за три тысячи ливров в год на улице Жюсьен и ведут широкий образ жизни. Они часто появляются в Опере, в театрах, на концертах, балах-маскарадах. Дюбарри задаривает Жанну моднейшими туалетами и драгоценностями. Заработки молодой женщины позволяют им претендовать на более высокий уровень жизни, квартира на улице Жюсьен становится мала, и в феврале 1767 года пара арендует весь особняк. Не желая отставать от моды на интеллектуальные собрания, «чета» Дюбарри раз в неделю устраивает у себя салон, где можно встретить все то, «что есть лучшего в Париже, то есть все самое испорченное и развращенное при дворе и в городе», уточняет инспектор полиции в своем журнале. В его докладах можно проследить, как часто и как много представителей аристократии и финансовой верхушки посещают гостеприимный особняк Дюбарри. Дух Просвещения не обошел стороной и этот салон с весьма вольными нравами. Хозяин всегда был не чужд тяготения к искусствам – он, например, коллекционировал полотна старых мастеров, – и в его гостиную стекалось вполне приличное общество. Среди гостей были второстепенные писатели, Кребийон-сын, Колле, Фавье и граф Гибер, представлявший собой, так сказать, смычку между литераторами и аристократией. Обычно там появлялись герцог де Дюра, принц де Линь, маршал де Ришелье и английский лорд Дуглас, третий граф Марч. В 1778 году этот знатный англичанин стал герцогом Куинсберри и позднее представлял графиню Дюбарри к королевскому двору Великобритании. Царила на этих вечерах прекрасная спутница хозяина, но для поддержания репутации салона Жан-Батист приглашал также несколько куртизанок высокого полета.

За четыре года Жанна привыкла к этому кружку и поднабралась много полезного для себя в области литературы и искусства. К тому же она отполировала свои манеры, научилась давать меткие и остроумные ответы, вести утонченные светские разговоры, на вид будто бы исполненные скрытого смысла, но совершенно пустые, – мастерство, которым в совершенстве должна была владеть дама, претендовавшая на место в изысканном обществе. Она познакомилась с изнанкой политики и освоила ремесло доверительного пересказывания дворцовых сплетен. Она была прекрасна, элегантна и обольстительна, обладала в среде мужчин репутацией неотразимой любовницы – ну, чем не лакомый кусочек для короля?

Жан-Батист подумал об этом еще в самый первый раз, когда увидел Жанну. Надо сказать, что некоторые из его великосветских друзей разделяли эту мысль. Жанна покорила сердца стольких аристократов и богачей, что ей, казалось, оставалось сделать последний шаг до достижения заветной цели любого более или менее амбициозного француза или француженки того времени – завоевания Версаля.

Пуп королевства

Версаль! При одном звуке этого слова воображение лихорадочно начинает создавать картины чего-то невообразимо роскошного, грандиозного, неимоверно величественного. Это – символ самодержавной власти, осененной лучами славы Короля-Солнца, Людовика ХIV, выразившего сущность своего правления в кратчайшей, но емкой фразе: «Государство – это я».

Правда, на русского туриста, повидавшего каскады фонтанов Петергофа на фоне пейзажей девственной, исполненной суровой мощи северной природы, роскошь дворцов Санкт-Петербурга и его окрестностей, Версаль со своими скучными регулярными парками особого впечатления не производит. Знаменитая Зеркальная галерея имеет весьма непритязательный вид, и люди откровенно удивляются: «А что в ней такого? Бедновато как-то». Время идет, и нынешним туристам зачастую невдомек, что в те времена, когда Венеция одна-единственная в мире владела секретом изготовления зеркального стекла, когда крошечное зеркальце стоило бешеные деньги, когда французам ценой неимоверных усилий и затрат удалось переманить к себе пару мастеров-стекловаров, подобное количество огромных зеркал практически соответствовало тому, как если бы высокие стены покрыли тонкой золотой пластинкой. Чему тут удивляться, ведь на изготовление каждого из 357 зеркал этой галереи уходило 800 дней. А вы можете представить себе, как выглядело такое помещение, когда по нему двигался поток придворных в расшитых золотом костюмах, дам в платьях из роскошных тканей, украшенных бриллиантами, испускающими разноцветные искры в свете тысяч свечей? Зрелище было поистине ошеломляющим. Именно поэтому подражавший Людовику ХIV король Баварии Людвиг II уже в ХIХ веке воссоздал в своем замке Херреншимзее Зеркальную галерею, сделав ее на 25 метров длиннее.

Конечно, король хотел, чтобы дворец Версаля производил впечатление на иностранцев, внушая им мысль, что это и есть истинный центр самой крупной европейской державы, средоточие силы, культуры и красоты, обитель помазанника Божия на земле. Но, когда молодой Людовик XIV замыслил создание версальского дворца, это было лишь вторичной целью. Основной изначально была другая, и он блестяще преуспел в воплощении своего замысла в жизнь.

В 1624 году отец Короля-Солнце Людовик ХIII, предпочитавший шумным собраниям во дворце узкое общество близких друзей, решил построить небольшой, совсем простой охотничий домик рядом с деревушкой Версаль, в местности неподалеку от Парижа, куда он имел обыкновение ездить на охоту. Надо сказать, что этот выбор немало удивил его придворных, поскольку местность была болотистой и весьма нездоровой. Построенный по проекту архитектора Ф. Леруа домик оказался настолько невелик, что там не было спальни для супруги монарха, и, когда король приглашал туда одновременно мать Марию Медичи и жену Анну Австрийскую, в конце дня дамы были вынуждены возвращаться в Париж.