Книга Повседневная жизнь Соединенных Штатов в эпоху процветания и "сухого закона" - Андре Каспи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следует отметить, что иностранцы играли первостепенную роль в движении левых и экстремистов. Это естественно, так как в результате массовой иммиграции до 1914 года в США было немало иммигрантов, которые являлись носителями новых идей, доктрин, программ. В сентябре 1919 года в одной из двух компартий из 30 тысяч членов насчитывалось 26 тысяч иностранцев, среди которых — 6500 русских, 3500 украинцев, 3000 южных славян, 6000 литовцев, 1500 латышей, 2400 венгров, 2000 поляков, а также 4000 американцев. В другой партии состояло 9000 иностранцев, в основном немцев.
Для среднего американца того времени «красный» — это иностранец, плохо владеющий английским, игнорирующий политические порядки в стране и защищающий принципы, отличающиеся от американских. Самое простое решение — депортация нежелательных иностранцев из страны. США заражены вирусом, пришедшим извне, следует избавиться от него.
Наконец, многие из этих иностранцев — евреи. Christian Science Monitor 19 июня 1920 года опубликовала редакционную статью под заголовком «Еврейская угроза». Журналист озабоченно обсуждал содержание «Протоколов сионских мудрецов», на самом деле, документа, сфабрикованного царской охранкой России для оправдания яростного антисемитизма. В тот же день Chicago Tribune заключает, что большевизм — это орудие евреев для завоевания мира и что этот заговор «прежде всего направлен против англосаксов».
В 1920 году эта истерия несколько затихает. Но хватило совсем немногого, чтобы она вспыхнула снова. Об этом свидетельствует дело Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти.
15 апреля 1920 года в Южном Брейнтри, пригороде Бостона, были убиты и ограблены кассир и охранник обувной фабрики. Они перевозили зарплату рабочим. По свидетельству очевидцев, наблюдавших эту сцену с довольно большого расстояния, грабители были похожи на итальянцев. Через три недели были арестованы Сакко и Ванцетти. Многое позволяло считать их виновными. Они сбивчиво отвечали на поставленные вопросы. Во время ареста у них обнаружили огнестрельное оружие. Они были анархистами. Уклонились от призыва в армию в 1917 году. Они — итальянцы, плохо владеющие английским. Словом, они были похожи на преступников.
Левые экстремисты пытались их спасти и превратили это дело в громкий политический процесс. Были ли они невинны или виновны? Следует признать, что даже сегодня на это нет неопровержимого ответа. Не вызывает сомнения, однако, то, что судья Тайер, ведущий процесс, не любил ни итальянцев, ни анархистов, что следствие и свидетели оставили много неясных или сомнительных моментов и что судьи находились под невольным влиянием страха перед «красными». Сакко и Ванцетти были приговорены к смертной казни в 1921 году.
Дело было завершено, и американские газеты, включая бостонские, прекратили писать о нем. Но европейские анархисты, поднятые товарищами из США, взбудоражили общественность. Они получили поддержку со стороны Коммунистического интернационала. Либералы быстро уверовали в новое дело Дрейфуса, и призывы к помилованию стали раздаваться по всему миру, сопровождаемые манифестациями перед американскими посольствами. В дело вмешался Муссолини. Под давлением общественности пересмотр дела продолжался в течение шести лет: было несколько попыток обжаловать решение суда, губернатор штата Массачусетс назначил специальную комиссию по расследованию, но, ознакомившись с ее выводами, отклонил прошение о помиловании. В конце концов Сакко и Ванцетти были казнены на электрическом стуле 23 августа 1927 года. Они были возведены в ранг мучеников и жертв нетерпимости.
Знаменитая фотография лучше, чем долгое описание, свидетельствует о глубоких переменах, произошедших в США. На фото изображены Вильсон и Гардинг в марте 1921 года: оба в машине, во фраках и цилиндрах; Вильсон сопровождает нового президента к месту принятия присяги. Вильсон печален, отмечен болезнью, разумеется, изнурен восемью годами верховной власти. Он олицетворяет прогрессивную Америку, глубоко убежденную в правоте политических и социальных реформ, приютившую миллионы иммигрантов. Ничего не выражающий Гардинг готовится управлять процветающей страной, становящейся все более консервативной, преодолевая противоречивые течения. Такова Америка двадцатых годов. Переход из одного состояния в другое предшествовал передаче полномочий власти. Совершенно очевидно, что это превращение произошло в 1919 году и явилось результатом участия США в Первой мировой войне.
«В Америке Бэббит пишут теперь с маленькой буквы — бэббит, — уверяет нас Поль Моран в предисловии к роману Синклера Льюиса. — Имя его стало нарицательным. Теперь говорят — манера бэббита, эпоха бэббита». Действительно так, но сегодня, как и прежде, эпоха бэббита не пользуется доброй славой. Это — время вульгарности, пошлости, тщеславия, материализма. Писатели lost generation (потерянного поколения) и многие другие подвергали период процветания («просперити») ожесточенной критике. С наступлением Великой депрессии 1929 года оно оказалось трагически иллюзорным.
В самом деле, в течение нескольких лет американцы верили в то, что нашли рецепт успеха и процветания, что им, наконец, удалось победить нищету и что они оказались в восхитительном мире массового производства и потребления, всеобщего благоденствия. По существу, США двадцатых годов пережили то, что произошло в Западной Европе после Второй мировой войны. Это еще один повод, чтобы внимательно разобраться в достоинствах и недостатках той американской модели.
После года забастовок наступил год застоя. В 1920 году экономика находилась в состоянии упадка, началась безработица. Послевоенный подъем завершился. Трудности продолжились и в 1921 году, а затем начали исчезать. Небо прояснилось, и ветер процветания разогнал последние облака. Это состояние благоденствия продолжалось до краха биржи в октябре 1929 года с одним или двумя очень короткими периодами некоторого замедления в развитии экономики. Не впервые в истории США происходило экономическое ускорение, но впервые США достигли такой вершины и опередили все остальные государства на планете.
Республиканцы старались приписать себе заслугу подобного взлета. Гардинг, Кулидж, Гувер — три президента- республиканца; несмотря на различия между ними, общим в их политике был отказ от вмешательства федерального правительства в проблемы экономики. Впрочем, к чему бы привело вмешательство Вашингтона? По всей вероятности, ни к чему. Все более успокаивающие и полные энтузиазма заявления следовали одно за другим. В августе 1928 года Гувер утверждал: «Безработица и связанная с ней нужда в основном исчезла…. Одна из древнейших и, возможно, наиболее благородных надежд человечества — победа над нищетой. Под нищетой я подразумеваю угнетение, которому подвергаются те, кто хочет работать, но страдает от недоедания, холода, страха перед старостью. В сегодняшней Америке мы настолько близко подошли к победе над нищетой, как никакое другое государство еще никогда не приближалось».
Это — предвыборная речь Гувера, несколько неосторожная. Что можно думать о человеке, написавшем: «Мы только у порога периода, который войдет в историю, как Золотой век». Можно еще долго приводить подобные цитаты. Все они свидетельствуют об удивлении (изумлении) тем, что происходит, об оптимизме по поводу того, что будет, и о непредусмотрительности, близорукости. Так, президент Национальной ассоциации агентств по недвижимости за пять месяцев до кризиса, в мае 1929 года, убеждал своих коллег в том, что приближается «необычайный подъем благосостояния, которого еще никогда не знала страна».
