Книга Все что нужно ей - Екатерина Риз

А что? Хоть бы и чашку в холодной воде сполоснуть — всё дело. Я под конвоем прошла на маленькую кухню, вымыла чашку и поставила её на стол, заметила грязную тарелку на столе, и её вымыла. После этого меня отвели в туалет и позволили умыться у умывальника. Такой, как помню, у бабушки в огороде висел. Надо было снизу поднять металлический стержень, и из образовавшегося отверстия лилась вода. Лилась она в пластмассовый таз, а на табуретке рядом лежало мыло и зубная паста.

— Теперь в комнату, — скомандовал Григорий, когда я утёрлась полотенцем, слава богу, чистым.

Я вернулась на свой диван, прислонилась к стене и стала смотреть в окно, тряпица на котором была отдёрнута. День солнечный, ничто не напоминало о вчерашнем сильном ветре и ночном дожде. В груди сразу заныло, душа рвалась на волю, ввысь, на свободу. Я поморгала, стараясь избавиться от слёз, посмотрела на Григория, который сидел за столом и ел лапшу, что я пробовать не стала, пустым взглядом таращился на стену напротив, но скучающим не выглядел. Господи, сколько я здесь пробуду? Это мучение какое-то.

Больше всего я страдала от неизвестности. Если честно, предполагала, что всё разрешится в первый же день. Похитители попросят у Серёжки выкуп, тот, конечно же, согласится на все условия, быстро найдёт деньги, передаст их, и к вечеру, ну в крайнем случае, к следующему полудню, я уже буду дома, приходить в себя и зализывать раны, рассказывая мужу о пережитых мучениях и стрессе. Я ждала, ждала… Каждую минуту ожидала телефонного звонка или что кто-нибудь приедет с новостями, но ничего не происходило. Мой стражник оказался человеком неразговорчивым, а я и вовсе назвала бы его нелюдимым, и за весь день обратился ко мне лишь с пятком вопросов, которые и на вопросы-то похожи не были, скорее уж приказы. Ешь, пей, иди, садись, молчи… Заняться было абсолютно нечем. Я сидела на диване, привалившись спиной к шершавой стене, и изводила себя страшными мыслями и предположениями, каждое из которых было страшнее другого. Встречаться взглядом с Григорием опасалась, неизменно отворачивалась, как только он входил в комнату. Он же в отличие от меня, тут же впивался глазами в моё лицо, словно пытался прочесть замыслы побега. А их не было. Просто потому, что от волнения я не могла придумать ничего толкового. Мысли в голове путались, скакали, меня каждую минуту накрывало волной надежды, а через мгновение мороз шёл по коже от страха, что ничего не сбудется. Я думала о муже, о доме, о том, как счастлива с Сережкой, и ругала себя за то, что в недостаточной степени ценила наше счастье. Вот и накликала беду.

Так прошёл первый день. Как вечность. Провести много часов, пялясь в углы маленькой обшарпанной комнатушки — то ещё занятие. Я время от времени переводила взгляд на окно, и отстранённо отмечала перемещение солнца. Вот оно перестало заглядывать в комнату, вот переместилось на верхушку берёзы невдалеке, убежало от неё и, наконец, начало клониться к горизонту. Скоро начнёт темнеть, день прошёл, а ничего не случилось. «Значит, случится завтра», — попыталась я себя приободрить. — «Прямо утром. Сегодня просто не успели, и это нормально. А вот завтра прямо с утра…».

Мой охранник, вроде бы, позабыл о моём существовании. Ходил мимо, занимался своими делами, а в мою сторону не смотрел. Правда, об ужине вспомнил, принёс тарелку, чая налил, а я минут двадцать сидела, крутя вилкой во всё той же лапше, которую и едой-то назвать нельзя. Я осторожно скосила глаза, понаблюдала за тем, как Гриша ест, надо сказать, что с аппетитом. В конце концов, я съела кусок чёрного хлеба, выпила чай и отодвинула от себя тарелку. Он ведь не будет заставлять меня это есть? Это было бы чересчур.

— Что, не похоже на гребешки под сливочным соусом?

Я глаза вскинула, удивлённая его замечанием. Подумала, прежде чем ответить.

— А вы пробовали гребешки?

Он хмыкнул, мне показалось, что угрожающе.

— Нет, конечно. Я про них в книжке читал.

— А-а.

— Поела? Ложись спать.

— Ещё рано.

— Да? У тебя есть достойный способ развлечь меня?

Я сползла со стула и шмыгнула на диван, тут же натянула на себя одеяло. Услышала издевательский смешок, и на всякий случай затаилась. Григорий из комнаты вышел, закрыл за собой дверь, и я услышала, как засов опустился. Значит, ушёл надолго. Я немного выждала, прислушиваясь к шагам за дверью, но толка от этого мало, я уже знала, что Гриша передвигается практически бесшумно. Не знаю, как ему это удаётся при его росте и весе. Одеяло я с себя скинула, потому что стало жарко, потом с дивана встала и подошла к окну, выглянула осторожно. Увидела Гришу, он сидел на завалинке и курил, глядя в небо. Явно никуда не торопился. А я-то надеялась, что он бросился подельникам звонить. Или здесь телефон не берёт?

Следующий день прошёл в мучительном ожидании, я была, как на иголках, вздрагивала от каждого шороха. Даже есть отказалась, правда, поостереглась вслух объявить голодовку, чай пила, но ни крошки не взяла в рот. Григорий безразлично пожал плечами, и лишь вечером поинтересовался, буду ли я ужинать. Я покачала головой, и он не позаботился принести для меня тарелку, хотя бы для вида. Одно радовало, что он больше не рычал на меня и не угрожал. Наверное, потому, что я молчала и не задавала никаких вопросов, как он и просил, хотя мне очень хотелось, меня попросту распирало. Я хотела знать, когда меня вернут мужу! Отчаяние переполняло, и я даже пару раз рыдать принималась, правда, в подушку. Но рыдания не облегчили моих страданий, наоборот, прибавили отчаяния. Рыдай не рыдай, а ситуация не исправляется.

К середине третьего дня я не выдержала. Всё утро наблюдала за Гришей, пытаясь понять, в каком он настроении, а за обедом, который я соблаговолила попробовать, рискнула открыть рот. Стараясь произвести впечатление своим послушанием и кротостью, попробовала эту треклятую лапшу, которой он меня упорно потчевал, и решила начать издалека.

— Это ваш дом?

Гриша вроде удивился, услышав мой голос, который произнёс связно сразу несколько слов. Молчал, не торопясь отвечать, и я поспешила пояснить свой вопрос.

— Вы здесь всегда живёте? Постоянно?

— А что?

— Да нет, ничего, — затараторила я и споро накрутила на вилку макароны, вот только сунуть их в рот так сразу не решилась. — Просто… тут же лес кругом. И людей нет. Вам здесь не тоскливо?

— Тоскливо? — На его губах появилась довольно противная усмешка. — Да как тебе сказать…

Я на всякий случай нахмурилась.

— Я просто пытаюсь поддержать беседу.

— А у нас беседа, оказывается?

Ну почему он такой противный? Я кинула на него хмурый взгляд исподлобья. Совершенно несносный тип, я не удивлена, что он в лесу живёт, один, как сыч. У него даже собаки нет. Потому что его и собака бы не выдержала, сбежала! Я сделала осторожный вдох, пытаясь справиться с раздражением. А сама разглядывала его украдкой. За последние три дня мой охранник принял ещё более угрожающий вид: зарос щетиной, потемнел лицом, и глазами сверкал не добро. Рядом никого не было, я поневоле его разглядывала, не зная, чем занять себя в течение долгих тоскливых часов, и чем дольше он был у меня на глазах, тем не утешительнее становились мои выводы: ничего хорошего мне от него ждать не приходится. Даже если я предприму попытку сбежать, он меня поймает и отвернёт мне голову, как куренку. Его руки — это оружие, данное ему Богом, по-другому не назовёшь, большие и сильные. По-мужски красивые, но в моей ситуации, опасны для жизни. Ростом его тоже природа не обидела, но назвать его симпатичным можно с большой натяжкой. И дело было даже не в некоторой асимметричности его лица, тяжёлом подбородке, например, и носе с горбинкой, всё дело было в его взгляде: цепком и циничном, с извечным подозрением. А когда Гриша щурился, то серые глаза стремительно темнели, и казалось, что на тебя направлены два лазерных прицела. Но всё равно было в нём что-то, что не давало до конца поверить в его добровольное отшельничество, не был он похож на жителя леса, поэтому я и принялась расспрашивать, почему он живёт здесь. Неужели только из-за меня? Но дом кажется обжитым, здесь есть всё необходимое, даже электричество, а если выглянуть в окно, то можно увидеть грядки чуть в сторонке, и вязанку дров. Значит, кто-то здесь всё-таки живет?