Книга Грешники - Алексей Чурбанов

— Сова, я в церковь собираюсь сходить и исповедаться. Долго думал и вот решил.

— Давно решил? — внешне не выказав удивления, спросила Софья.

— Да, в сущности, сейчас.

— Валюш, получается, что я в самом деле совсем отстала. Смотри, какой ты у меня современный. На тебя кто-то повлиял?

— Да нет. Накопилась просто… критическая масса.

Шажков помог Совушке надеть шубу, сам облачился в чёрное пальто, и они вышли на улицу, с удовольствием вдохнув вкусный морозных воздух. Площадь Искусств была уютно освещена. От выхлопных труб автомобилей поднимались белые дымы. На деревьях синим и красным цветом мерцали длинные гирлянды маленьких лампочек, создавая атмосферу детской сказки. Лариса Яковлевна с Максимом стояли справа от выхода под фонарём. Совушка тронула Валентина за руку:

— Ну, я пойду. Встретимся в клубе у Брика. Не забыл? Ты обещал джем.

— Будет тебе джем. Приходи на репу. Я сообщу, когда.

— Софья Михайловна и Валентин Иванович! Мы здесь, — позвали уставшие ждать начальствующая бабка с внуком.

— Пойдем, — сказал Валя, — скажу бабушке «бай-бай».

— Валентин Иванович, — прощаясь, произнесла Лариса Яковлевна, — извините за наше нетактичное вторжение. Берегите Софью Михайловну. Ведь вы этого достойны.

Кривицкая жила недалеко — на Невском — и уговорила Софью идти пешком. Шажков проводил взглядом две строгие женские фигуры с болтавшимся между ними Максом и набрал номер своего приятеля Алексея Брика, чтобы договориться по поводу репетиции.

Брик был совладельцем небольшого клуба в районе Сенной, где собирались молодые люди из университетских и близких к ним кругов Петербурга, устраивались вечеринки, джем-сейшны, концерты исполнителей совершенно разных жанров и стилей: от джаза и рока до бардовской песни и даже мелодекламаций. У завистников это заведение проходило под вывеской «для тех, кому за тридцать». Валентин совершенно не представлял экономики деятельности клуба и не вдавался в принципы отбора артистов. Он сам выступал в здесь со своей группой «Примавера» раза два-три в год, не за деньги, а для удовольствия, и у него имелся небольшой кружок постоянных поклонников и поклонниц. Алексей Брик был «приходящим» членом Валиного ансамбля — играл иногда на бас-гитаре в манере «слэп» и обеспечивал организационную и рекламную поддержку выступлений группы, первое из которых в этом году должно было состояться в мае в формате джем-сейшна. На репетицию этого выступления Валя и пригласил свою Совушку.

6

Прошло несколько дней. Почувствовав себя более или менее подкованным теоретически, Шажков субботним утром отправился на автомобиле в церковь — на практику. После литургии он собирался ещё заехать на работу, где рассчитывал встретить Лену Окладникову. Церковь он выбрал не ближнюю и не дальнюю — ту, в которой ещё не был. Мороз сменился весенней оттепелью, и Валентин не спеша переехал через непривычно пустынный мост, пропитанный влагой, как потом, на Петроградку, выплывшую из тумана и постепенно обступившую его мокрыми стенами старых доходных домов.

Церковь стояла в небольшом сквере, набрякшем водой, из которой вытягивались чёрными стволами старые липы с растопыренными кронами. Вокруг раскисшей клумбы, загаженной собаками, торчали красные прутья кустарника с пухлыми почками. Хотя уже полностью рассвело, кругом не видно было ни души, даже нищих. Шажков зябко перекрестился и, потянув за ручку тяжёлую дверь, ступил в храм.

После выдержанного в холодных серо-голубых тонах питерского рассвета в церкви оказалось неожиданно светло и жёлто от электричества, горящих свечей и переливающегося золотом иконостаса. Священник или дьякон монотонным голосом читал что-то в глубине храма. Внутри были несколько десятков человек, однако вскоре вслед за Валентином стали входить ещё люди, и Шажков понял, что литургия скоро начнётся.

Прихожане церкви были разными — старыми и молодыми, но видно было, что все верующие. Зевак и туристов в этот относительно ранний для выходного дня час не наблюдалось. Справа от входа у столика, где лежали на продажу свечки, иконки и разные церковные книжки, стояли кучкой и обменивались новостями бабульки, все, как одна, худые и маленького роста — завсегдатаи, если можно так выразиться, храма. Разговаривая, они цепким взглядом встречали всех входящих, отметив и Валентина Шажкова в скромной серой курточке и чёрных брюках, признав в нём «новичка», как именно в этом храме, так и в церкви вообще. Слева от Валентина выделялись молодые люди: несколько женщин, в светской жизни, кажется, весьма привлекательных, но в длинных юбках и платках выглядевших старше своих лет, — они казались очень кроткими, усталыми и сосредоточенными. Там же стояли молодые мужчины, двое из них восточной внешности, с потрясающими глазами, горящими огнём и при этом повёрнутыми в себя, отрешёнными от всего окружающего. Совсем сбоку спокойно ожидал начала литургии мужчина менеджерского вида в сером костюме и при галстуке. Ещё один такой в изящном бежевом пальто со сдержанным волевым лицом, как у Дона Корлеоне, опустив глаза, стоял ближе к алтарю. Большинство прихожан, однако, были люди старшего возраста, некоторые видно, что больные, кого-то привели родственники. Появились и детки с бледными лицами, как сошедшие с иллюстраций к книгам Достоевского. Все эти люди: и старые, и молодые, и дети, было видно, чувствовали себя в храме, как дома.

Молодые люди слева постепенно продвинулись в придел, за ними вставали вновь пришедшие, образуя что-то вроде плохо сформированной очереди. Валентин не сразу сообразил, что это и есть очередь — к исповеди. Он, наконец, решился пройти вглубь храма и увидел в приделе исповедавшего священника — высокого полного мужчину с седоватой бородой и очень благообразным лицом. Шажков подошел совсем близко и теперь с замиранием сердца следил за процедурой. Вот немолодая женщина с измученным лицом повернулась к очереди, что-то произнесла, развела руками и низко поклонилась. Следующая за ней старушка ответила на поклон. Женщина подошла к священнику, он наклонился, но этого можно было не делать, так как она стала говорить довольно громко и сбивчиво. Шажков старался не слышать, что говорилось, но полностью отрешиться не мог. До него долетали слова: «а я вот не смогла, не смогла, прости Господи…» Наконец священник, вздохнув (как показалось Валентину), накрыл опущенную голову кающейся куском ткани (епитрахилью, но Шажков тогда ещё не выучил этого слова), произнёс короткую молитву и перекрестил. Женщина с жаром поцеловала крест, Библию, руку священника, и отошла в сторону с просветлевшим лицом.

Один за другим подходили исповедующиеся. Кто-то подавал священнику записку, которую он тут же читал, морща лоб, видно, с трудом разбирая почерк, с кем-то тихо разговаривал, а кого-то отпускал сразу Прошли и молодые люди, после чего священник ушёл в алтарь, и было видно, что он с помощью дьякона надевал там ризу.

Началась служба. Дьякон поставленным басом призывал: «миром Господу помолимся», хор пел: «Господи помилуй». Валентин чувствовал покой и умиротворение, только вот сильно болели не привыкшие к долгому стоянию ноги.