Книга Силиконовая любовь - Микаэла Джойя

— Я пойду к Мадлен Роше. Она дает ужин в честь Авраама Иехошуа. Я хочу пригласить его на передачу и взять интервью.

— Ты не должна оправдываться. Я прекрасно знаю, что у тебя на первом месте работа, а потом — все остальное.

Но Джоанна уже не слушала. Выходя из комнаты, она споткнулась о кулек, стоявший у двери.

— Что в этом пакете?

— Это тебя не касается.

Как только мать вышла из комнаты, Николя высыпал содержимое кулька на кровать. Перебирая лист за листом, тетрадь за тетрадью, он наугад открыл один из дневников отца. Запись, сделанная детским почерком, датировалась 1975 годом: «Мать постоянно врет, рассказывая мне всякое дерьмо, а отец уже ничего не рассказывает, он давно откинул копыта». Николя быстро закрыл дневник: он с ужасом подумал, что это могли быть его слова. Какое роковое совпадение жизненных обстоятельств!

Резким движением Николя сбросил все бумаги на пол и затолкал под кровать. Из кармана брюк достал гашиш, скатал папиросу, лег на кровать и закурил. Он лежал в полной апатии, уставившись на хрустальную люстру. По мере действия наркотика Николя начали одолевать жуткие галлюцинации: все в комнате зашевелилось — мебель, шторы, разные предметы, начала раскачиваться из стороны в сторону люстра, все сильнее и сильнее, слышались нечленораздельные голоса, сердце бешено колотилось в груди, как будто хотело выскочить наружу. Николя испытал жуткое желание заснуть и больше не проснуться.

7

Николя укрылся от ненастья в заброшенном доме. Завывал ветер. Мокрые ветви деревьев колыхались и бились в окно. Молния освещала черное небо. Доносились раскаты грома.

Кто-то настойчиво и громко стучал в дверь. Николя проснулся. Из-за двери донесся обеспокоенный голос Амета:

— Николя, что с тобой? Ты спишь? Пришел Президент. Он ждет тебя в гостиной.

Николя приподнялся. Страшные видения исчезли, но оставили щемящее чувство тревоги. Медленно сполз с кровати, открыл дверь. С упреком взглянув на парня, Амет открыл окно, чтобы проветрить комнату:

— Ты можешь обмануть кого угодно, только не меня.

Все было настолько очевидным, что Николя даже не пытался возражать.

— От одной папироски еще никто не умер, но проходит время, и одной уже не будет хватать, — назидательно продолжал слуга.

Этот разговор был явно неприятен Николя. Чтобы его прекратить, он схватил Амета за рукав и выпалил в лицо:

— Почему ты никогда не рассказывал мне об отце?

— Потому что, когда я впервые увидел твоего отца, он уже жил в аду. Можешь верить мне или нет, но он превратил в ад и мою жизнь, и жизнь твоей матери.

Всегда сдержанный и невозмутимый слуга сейчас не был похож сам на себя: его обуревал шквал эмоций. Резко хлопнув дверью, он удалился.

Николя зашел в ванную комнату, подставил голову под струю ледяной воды, вытерся, причесался. Со смешанным чувством радости и страха он направился в гостиную, где его ждали. Джоанна в роскошном вечернем платье сидела в кресле напротив Президента. Она не заметила Николя и продолжала разговаривать с гостем:

— Умоляю тебя, помоги. Только ты можешь на него повлиять. Мы так нуждаемся в тебе.

Президент подал знак взглядом. Джоанна увидела сына, поднялась ему навстречу, намереваясь поцеловать. Но Николя резким движением отстранился от нее:

— Хочешь отделаться поцелуем? Не получится. Боже, как ты вырядилась!

Тут вмешался Президент:

— Во-первых, тебе не мешало бы для начала поздороваться со мной, а во-вторых, я тебе не позволю разговаривать в таком тоне с матерью. И вообще, пришло время поговорить с тобой как со взрослым человеком.

Джоанна поцеловала Президента и исчезла. В какой-то момент она даже хотела отказаться от ужина у Мадлен, но все же предпочла спастись бегством.

Появился Амет в идеально сидящем лакейском костюме и чопорно сообщил:

— Ужин подан.

Пока слуга накладывал в тарелки суфле и сыр, Николя залпом опустошил бокал красного вина и налил еще.

— Я не знал, что ты увлекаешься алкоголем.

— Думаешь, лучше увлекаться наркотиками, как отец?

Невозмутимый и строгий взгляд Президента дал понять, что не стоит упражняться в остроумии.

— Извини. Ты — единственный человек, с кем я могу поговорить о своем отце. Ты наверняка все знаешь. Не могу простить матери, что она скрыла правду.

Президент молчал. Медленно поднеся к губам бокал вина и отпив глоток, он сказал:

— Я тебя понимаю. Но призываю быть более рассудительным и менее импульсивным. Не делай скоропалительных выводов, не приняв во внимание причины некоторых поступков. Давай посмотрим на ситуацию с другой стороны. Постарайся представить себя на месте матери, когда она, будучи двадцатидвухлетней девушкой, поняла, что ее семейная жизнь рушится, отношения с отцом и мужем не ладятся. Жизнь в чужом городе, вдали от дома готовит ей новые испытания: поиски достойной работы, желание заявить о себе, доказать свою состоятельность, завоевать уважение людей, добиться того, чтобы люди тебя ценили не за то, что ты дочь богатого американского банкира, а за твои личные достоинства. Я уверен, что она это делала во имя любви к тебе, чтобы ты мог гордиться ею.

Слова Президента затронули душу Николя, но молодой человек продолжал сопротивляться:

— Гордиться чем? Колледжем, деньгами, путешествиями? А я хотел гордиться ее любовью.

Президент вспомнил, как двадцать лет назад он выслушивал такие же слова от Джоанны, сказанные ею о своем отце. Какая странная игра судьбы! Воспоминания наполнили его сердце противоречивыми чувствами. С первого дня знакомства с Джоанной он был одарен вниманием и любовью этой женщины. Он платил ей тем же, хотя не расставался со своей женой. Но в последнее время эта тайная любовная связь стала его тяготить. Он искал новые ощущения, которые помогли бы ему забыть о приближающейся старости.

Опустошив еще два бокала вина, Николя прервал долгое молчание:

— Ты меня любишь?

— Как ты можешь задавать подобный вопрос? Я тебя помню с пеленок, я видел, как ты рос. Я всегда считал тебя своим сыном.

Действительно, как можно было усомниться в этом человеке. Президент был для Николя примером во всем — скала, за которую он цеплялся. Да, этот сильный и умный человек был отцом part-time, но он всегда был где-то рядом и в трудную минуту приходил на помощь. И сейчас образ настоящего отца был таким невыразительным, чужим и далеким.