Книга Канцлер Румянцев - Виктор Лопатников

* * *

София Мария Доротея Августа Луиза Вюртембергская обратила на себя внимание в пору, когда российский императорский двор был озабочен поисками достойной пары для наследника престола, великого князя Павла Петровича. Ей было 13 лет, Павлу — 18. Однако юный возраст оказался препятствием. Выбор был сделан в пользу старшей пятнадцатилетней сестры Вильгельмины. Именно с ней вступил в свой первый брак Павел Петрович. После неудачных родов, приведших к кончине великой княгини Натальи Алексеевны (это имя получено в православном крещении), российский императорский двор снова вспомнил о младшей, к тому времени семнадцатилетней принцессе. Она, правда, была уже помолвлена с принцем Людвигом Гессен-Дармштадтским. Аннулировать помолвку Софии Доротеи помог сам претендент, принц Гессен-Дармштадтский. Он отступился от невесты, польстившись на деньги, которые ему были предложены. «Большой и глупый верзила, — писала Екатерина барону Гримму, — отправился пасти гусей с пенсией в 10 000 руб., но с условием никогда о нем не слышать и не видеть…»

Покуда невеста собиралась в дорогу, ее не в шутку стращали, говорили, что в России «в общение ей дадут только русских, казаков, грузин и Бог знает, какое племя». Наделе жизнь оказалась куда более сложной и непредсказуемой. На девочку, которую еще не миновала пора детских радостей, смотрели как на политическую силу, а ее замужество расценивалось не просто как брачный союз, а «союз Пруссии с Россией». Она не знала ни слова по-русски, ей не позволили получить классическое образование, большая часть жизни в России с самого начала была посвящена продлению династии. Здесь, на русской почве, расцвели ее скрытые до поры таланты. Она научилась хорошо рисовать, вышивать, занималась резьбой по кости. Некоторые мастерски исполненные камеи дошли до нас и хранятся в музее Павловского дворца. Мария Федоровна была музыкально одарена, превосходно играла на фортепьяно, устраивала театрализованные представления, инсценировки. В них участвовали все: ее дети, придворные и даже сам великий князь Павел Петрович. Увлечение искусствами она всячески прививала своим детям: Александр играл на скрипке, Елена и Александра — на гитаре, Николай — на флейте… В лучшие для великокняжеской семьи годы в Павловске устраивались концерты, ставились оперы. В окружение Марии Федоровны входили виднейшие музыканты и композиторы того времени: Бортнянский, Паизиелло, Сарти. Выдающиеся художники сотрудничали с ней. Для них она была талантливой ученицей и привлекательной моделью. В Павловске сложился свой круг, который, собственно, и составил «малый двор» великого князя Павла Петровича. В Петербурге же, при «большом дворе» матери Павла, Екатерины, решались государственные дела, проходили переговоры, официальные встречи и церемонии, иностранные послы вручали верительные грамоты… «Большой двор» устраивал праздники и развлечения, среди которых особая роль отводилась «эрмитажным собраниям», в которых участвовали только самые избранные и наиболее известные и приближенные императрице лица. В ту пору в круг общения великой княгини Марии Федоровны попал статный, петровской породы камер-юнкер, молодой граф Николай Румянцев.

И в поведении, и в общении он не был таким, как все остальные. С ним было интересно. Он стал другом семьи, одинаково приятным для обоих супругов. Их знакомство могло произойти и раньше, в те дни, когда в Берлине намечалась церемония помолвки принцессы Вюртембергской с великим князем Павлом Петровичем. Наследника российского престола сопровождал отец Николая — фельдмаршал Петр Александрович Румянцев. Желая повидать родителя, братья, находившиеся в это время в европейском турне, двинулись к нему навстречу. Однако побывать в Берлине и встретиться с отцом им не довелось. Было велено воротиться. Присутствие двух рослых и обаятельных молодцев на фоне уязвимой внешности жениха могло, по мнению умудренного опытом предка, внести диссонанс в важнейшую церемонию.

Великая княгиня Мария Федоровна проявила себя с особенно желанной для свекрови стороны. Она, по словам Екатерины II, оказалась «мастерица детей производить». Сразу после замужества Мария Федоровна родила двух сыновей: Александра (1777) и Константина (1779), что гарантировало дому Романовых прочность в продолжении династической линии. После появления на свет Александра и Константина в недавнем прошлом «нежная, прекрасная, восхитительная игрушечка» родила еще восемь детей: двух мальчиков и шестерых девочек. Заслуга в том, как утверждали злые языки, принадлежала не только супругу Павлу Петровичу. Случалось, он и сам злословил по этому поводу.

Произвести человека на свет во все времена было делом непростым, а тем более при том состоянии акушерской науки и практики. Особенно тяжело Марии Федоровне досталось рождение шестого ребенка, дочери Анны. Только присутствие духа и решительные меры Екатерины II, семь часов неотступно находившейся при роженице, спасли ей жизнь.

Материнская доля Марии Федоровны оказалась и счастливой, и трагической: она мать двух императоров (Александра I, Николая I) и двух королев (Вюртембергской Екатерины, Нидерландов Анны), однако пятеро из десяти детей умерли при ее жизни: Ольга в младенчестве, Александра в 1801 году, Елена в 1803-м, Екатерина в 1819-м, Александр I в 1825-м.

«Малый двор» великого князя Павла Петровича формировался под неусыпным контролем Екатерины II. Кандидаты на общение с престолонаследником, его семьей подбирались по разным, известным только самой Екатерине соображениям. Императрица стремилась создать вокруг сына особую среду, где каждому отводилась своя роль. Следует сказать — своей цели Екатерина II добивалась. Николай Румянцев — в конечном счете один из немногих, кто стал душевным другом молодой семьи. Именно он вошел в число особо приближенных…

В письмах отцу, где наиболее существенное оставалось между строк, Николай пытается воспроизвести картину жизни, в которой кипели нешуточные страсти. Зависть и клевета, любовь и ненависть опаляли придворную жизнь. Румянцев пишет о коллизиях, сменявших одна другую, в которые его втягивали помимо воли. Знаки то внимания, то отчуждения со стороны влиятельных персон Николай Румянцев воспринимал болезненно.

О том, как непросто отпрыску Румянцева-Задунайского было в царственном сообществе, докладывал отцу его выдвиженец, «алмаз в короне» А.А. Безбородко (фельдмаршал в свое время рекомендовал его личным секретарем Екатерины): «Быть праздным зрителем мелких сцен придворных или хотя бы актером в них с опасностью для себя никогда не было целью намерений. Он имел всегда в виду достигнуть употребление его к делу и преимущественно в дипломатическом корпусе: к сему он всегда приготовлял себя по склонности к чтениям книг и дел и содержанием себя в знании про связь оных». Безбородко называет одну из причин, из-за чего Николаю было так не сладко при дворе: он пишет о пристрастном отношении к камер-юнкеру Румянцеву влиятельного вельможи Никиты Ивановича Панина. Среди других камер-юнкеров были сын Панина Петр и племянник Александр Куракин. «Граф Николай Петрович имеет для него еще два весьма неприятных свойства, первое: что он сын ваш, человека коего славе, сколько он завистлив и исполнен недоброхотства, я могу сам быть наилучшим свидетелем; второе: что он весь исполнен благородных мыслей и, следственно, никогда с ним несогласных. Невместно здесь изразить все те ухищрения, которые с его стороны употреблены были на внушение подозрений о графе Николае Петровиче…»