Книга Сталинский СМЕРШ. Лучшие спецоперации военной контрразведки - Юрий Ленчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У магазинов огромные очереди, в магазинах сперто и сплошной бабий крик. Объявления: выдают все товары по всем талонам за весь месяц.
По талону за 26.Х выдают по пуду муки рабочим и служащим.
Метро не работает с утра. Трамваи двигаются медленно. Путь от Калужской до Преображенской заставы — 3–4 часа.
Ночью и днем рвутся снаряды зениток, громыхают далекие выстрелы. Никто не обращает внимания. Тревога не объявляется.
Многие заводы закрылись, с рабочими произведен расчет, выдана зарплата за месяц вперед.
Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками, закутанные в платки.
Вечером постановление Моссовета: всем учреждениям, предприятиям, магазинам, коммерческим предприятиям и т. д. предписывается работать по установленному порядку. Милиции следить за этим.
* * *
Бодрый старик на улице спрашивает:
— Ну почему никто из них не выступил по радио?.. Пусть бы сказал хоть что-нибудь… Худо ли, хорошо ли — все равно… А то мы совсем в тумане, и каждый думает по-своему…
Баба в очереди:
— Раз дело касается родины, значит, все должны одинаково страдать.
— Ну да уж… Сейчас так получается, что каждый должен гадать насчет себя… Кому что удастся…
— Вы не уезжаете?
— Куда там! Сунулись на вокзал, а билетов уже не продают.
— Мой сын пешком пошел… Вскинул на плечи мешок с сухарями, расцеловался и пошел — куда глаза глядят…
— Октябрьскую революцию будем праздновать?
— Обязательно… вон, слышишь, немцы уже конфетов привезли, сейчас на Рогожской сбросили…
— Двум смертям не бывать…
— И где она стукнет, никогда не предугадаешь.
— Кому суждено…
— Смерть не страшна, а вот коли он начнет издеваться, дурость свою показывать…
— Все говорят: у немцев нет того, нет другого. А у нас, гляди-ка, народ мучается в очередях!
— Ну и шла бы ты, старая, к немцам, а еще лучше прямо к сатане на рога!
— Сечку дают?
— Дают, и на детские, и на взрослые.
— Становитесь в очередь! Нечего примазываться.
— Я и то стою!
— Граждане! Красноармейцам вне очереди по одному батону без карточек.
— Ну что ж, это правильно. Они жизнь отдают.
* * *
У баб в очереди установился такой неписаный закон: если кто во время стрельбы бежал из очереди — обратно его не пускать.
Дескать, пострадать, так всем вместе. А трус и индивидуалист (шкурник) пусть остается без картошки.
По улице двигаются грузовики с бойцами. Из рупора, зычно:
Тяжело молчать и тяжело говорить о том, что происходит. А происходят события огромнейшего исторического значения.
На нас обрушилась военная промышленность всей Европы, оказавшаяся в руках искуснейших организаторов.
А где английская помощь?
А может быть, английский империализм хочет задушить нас руками Гитлера, обессилить его и потом раздавить его самого? Разве это не логично, с точки зрения английских империалистов?
Весь мир знает, как тонко умеет «англичанка гадить» — эти слова пожилого, интеллигентного вида человека Сумцов услышал на улице. Задумался.
16 октября 1941 года в Москве началась невероятная паника. В город просочились немецкие агенты, которые начали распространять листовки: «Не бойтесь, мы никого трогать не будем, переходите к нам, вот вам пропуск» и так далее… Эти же листовки сбрасывались и с самолетов — ночами было примерно восемь-девять налетов. Одна бомба, в частности, угодила в здание ЦК партии, другая — в гараж НКВД…
Начальник Управления НКВД по Московской области Михаил Иванович Журавлев собрал весь руководящий аппарат в эти дни на оперативное совещание. Приехал Меркулов — заместитель министра внутренних дел. Выступил. Обрисовал все в довольно мрачных тонах: немцы уже рядом, уже на Сходне немецкая танковая разведка появилась, уже в Химкинском районе немцы устанавливают орудия. В общем, положение сложное, чтобы не сказать иначе… «Никто, конечно, Москву сдавать не собирается, — сказал Меркулов, — но мы должны быть готовы и к этому варианту…» Выступил Журавлев: «Мы должны встретить немца во всеоружии. Насколько хватит сил, будем отстаивать Москву». И это прозвучало как приказ для сотрудников московского управления.
А на улицах уже происходили страшные вещи — грабили магазины, на фронте уже были случаи, когда красноармейцы бросали оружие и, сбросив форму, бежали в тыл. И их надо было как-то задержать. А в это время уже начали подходить сибирские дивизии и разгружаться в зоне Москвы.
И тут прозвучал приказ Верховного Главнокомандующего. Журавлев зачитал его чекистам в кабинете — собрались все. «Распространителей паники, немецких агентов, сигнальщиков, бандитов, грабящих население и магазины, расстреливать без суда и следствия на месте…»
Нужно отметить положительную роль московских руководителей.
— До Журавлева, то есть где-то до июля 1941 г. (а он пришел к нам в августе 41-го), Управление НКВД по Московской области возглавлял Кубаткин Петр Николаевич. Это была светлейшая личность… Ужасно, но после войны его расстреляли по так называемому «ленинградскому делу», — вспоминали московские чекисты. — В те годы, когда Кубаткин работал в Москве, он наводил у нас порядок после всех этих ежовских дел, благодаря ему были изгнаны из нашего управления те, кого мы именовали «липачами», то есть сотрудники, которые в годы ежовщины фальсифицировали дела на честных людей, писали на них всевозможную «липу», добиваясь их незаконного осуждения. Да, память о бывшем пограничнике-чекисте Кубаткине у людей осталась светлой. И вот в Московское управление приходит Журавлев. Сразу стало ясно: с этим человеком работать можно. А ведь труд, который он брал на свои плечи, был колоссальный: он возглавлял всю оперативно-следственную работу по Москве и Московской области. Более того, все оперативные мероприятия, где бы они ни проводились — в центре Москвы или где-то на границе столичной области, — все непосредственно докладывалось ему и ему же подчинялось. Такая была тогда централизация… Это был человек, который работал с 10 часов утра и до 5–6 часов утра следующего дня. Пять часов на сон — это был его ежедневный отдых. Он и спал тут же, на работе, — в комнате рядом с кабинетом, на Лубянке, 14.
— На столе у Журавлева, как водится, было много телефонов… Часто ему звонил Берия, но он обычно реагировал на его звонки довольно безучастно, без особого интереса.
С Берия он мало считался, не говоря уж о каком-то рвении. Но стоило раздаться звонку от Щербакова[4], как он сразу «собирался» — такой звонок был как сигнал к действию. Очень он уважал Щербакова.
