Книга Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко - Александр Патрушев

Более душещипательной оказалась связь с Корнелией Танци. Хрупкая, стройная девушка с тонкими чертами лица и трогательным, слегка застенчивым взглядом, она случайно «подвернулась» Бенито, обрушившему на нее потоки сладострастия. Восторг любви наполнил душу и тело девушки, но вместе с упоением страстью пришло и щемящее чувство страха: с самого начала Корнелия понимала, что ее возраставшая привязанность не сможет долго удерживать непостоянного возлюбленного, то покидавшего ее навсегда, то ежедневно возвращавшегося. Легкоранимая, она каждый раз тяжело переживала уход Муссолини, безутешно плакала, но не мешала ему работать и не обременяла своими страданиями. Даже если бы Корнелия попыталась настаивать на продолжении романа, вряд ли у нее что-нибудь получилось: Муссолини сутками просиживал в своем «логове» (так он называл маленькое помещение редакции) и вылезал наружу, лишь когда возникала острая необходимость.

Он много и азартно работал: «проглатывал» кучи газет, подчеркивая красным и синим карандашом заинтересовавшие его места, строчил редакционные статьи и полемические заметки, редактировал почти весь готовившийся к публикации материал. Муссолини нередко писал на попадавшихся под руку обрывках и клочках бумаги, почти никогда не правил написанное и сразу отправлял в типографию. Царившие вокруг гомон и гвалт были привычны: трещали телефоны, стрекотали пишущие машинки, не закрывали рта сотрудники, постоянно входили люди, обращавшиеся к нему с вопросами и получавшие его указания.

До сих пор многие биографы дуче удивляются, как ему удавалось совмещать титаническую работу в редакции с нескончаемыми любовными похождениями. Ответ довольно прост: Муссолини принадлежал к категории мужчин, для которых частый и обильный секс с разными партнершами является не только физиологической потребностью, но и источником жизненной энергии. И в Италии, и в России таких мужчин в народе зовут «кобелями». Бенито Муссолини был не только типичным, но и весьма ярким представителем этой «породы». Он не раз признавался в том, что его силы и желание работать после полового акта многократно возрастали, а длительное (несколько дней) воздержание нарушало привычный жизненный ритм, озлобляло и отвлекало от дела.

Дела между тем шли в гору. Муссолини хорошо отрабатывал вложенные в него деньги. Он с болезненным вниманием следил за ростом своей популярности, его статьи становились все злее, тираж «Иль пополо д’Италиа» с каждым днем увеличивался. Цепкий ум и политическое чутье помогли Муссолини нащупать путь, позволявший синтезировать идеи «величия Италии» и «социальной революции». Сторонники этих идей верили в необходимость «революционной войны за место Италии под солнцем». Они хотели своим участием в мировой войне приблизить революцию, решить наболевшие социальные проблемы и «сделать Италию великой».

Такая перспектива оказалась весьма соблазнительной и удобоваримой для широких слоев мелких собственников и люмпенов. И Муссолини постепенно стал выразителем именно их настроений. Его газетное хамство и экстремизм были легкодоступны пониманию обывателя и потому падали в мелкобуржуазной среде на благодатную почву. Жажда животного насилия и легкой наживы, стремление к самоутверждению через надругательство над личностью, слепая ненависть к другим народам — вся эта муть, годами скрывавшаяся в тайниках души и разжигавшаяся милитаристской пропагандой националистов, выплескивалась на улицы и площади Италии толпами разъяренных, одурманенных людей, требовавших немедленного вступления в войну на стороне Антанты.

В этом грязном потоке Муссолини чувствовал себя как рыба в воде. Он с яростью обрушивался на тех, кто считался сторонником мира. «Я все больше убеждаюсь, — писал он, — что для блага Италии было бы полезно расстрелять дюжину депутатов и сослать на каторгу хотя бы несколько экс-министров… Парламент в Италии — это чумная язва, отравляющая кровь нации. Ее необходимо вырезать». Никаких сдерживающих рамок для него не существовало, и через пару дней досталось самому королю Виктору-Эммануилу III, которому распоясавшийся редактор нагло угрожал со страниц своей газеты: «Мы хотим войны, и если Вы, Сир… откажете нам в этом, потеряете корону!» Король, конечно, не испугался, но в мае 1915 года война Австро-Венгрии была все-таки объявлена.

Для Муссолини это означало не только триумф, но и жесткую необходимость встать под ружье и отправиться в траншеи. Такая перспектива не внушала ему никакого энтузиазма. Он не последовал примеру многих националистов и не бросился записываться добровольцем. Газетчики обвиняли его в трусости, он огрызался как мог, уверяя, что ждет призыва своего года. Повестка пришла лишь в конце августа, и вскоре он оказался в действующей армии в составе полка берсальеров.

Легенда о безрассудной храбрости Муссолини в годы Первой мировой войны была создана им сантим уже после ее окончания. На самом деле он не совершил ничего героического, что могло бы потрясти воображение обывателя. Муссолини носил военную форму 17 месяцев, но лишь треть этого срока провел собственно в траншеях, остальное — тыл, госпитали, отпуска. Его военная карьера окончилась чином старшего капрала. Как всякий солдат действующей армии, он конечно же «хлебнул» из фронтового котла: грязь и снег, сырость и пронизывающий холод, вши и недоедание, а главное — постоянное присутствие смерти — все это было им испытано и в мельчайших деталях отражено в дневнике, выдержки из которого публиковались в «Иль ПО-ПОЛО д’Италиа». Каких-то особых привилегий он не имел, но к нему, как к редактору и владельцу крупной ежедневной газеты, многие офицеры проявляли повышенный интерес. Муссолини пользовался их мелкими услугами и не пренебрегал пищей из офицерской столовой.

Спустя два месяца после призыва он получил письмо от Иды Дальсер, в котором она с восторгом сообщала о рождении сына. 11 ноября 1915 года в Милане, в клинике на улице Комменда, на свет появился ребенок, ставший с момента рождения крайне неудобным для своего отца. Муссолини серьезно расстроился, ибо хорошо понимал, что теперь его любовница получила дополнительные возможности претендовать на него и оказывать давление с требованием выполнить данное ранее обещание жениться. Это никоим образом не входило в его планы. Он был искренне привязан к Ракеле и малолетней Эд-де, считал их своей семьей и поэтому принял решение оформить брак гражданской процедурой, обезопасив себя таким образом на случай непредвиденных обстоятельств. Они могли возникнуть в любой момент, поскольку Ида, часто общавшаяся с Муссолини в Милане, даже не подозревала о существовании семьи на его родине.

Бракосочетание происходило 16 декабря 1915 года вдали от родных мест, так как Муссолини заболел тифом и был отправлен в госпиталь при монастыре близ города Тревильо (провинция Фриули). Ракеле подробно описывает в своих воспоминаниях, как она ехала к Бенито по железной дороге в вагоне для скота, как сжалось ее сердце, когда она увидела его на больничной койке, истощенного, обессиленного и пожелтевшего, но такого любимого и близкого, как у нее оборвалось все внутри от восторга, когда он объявил ей о своем намерении расписаться. Так ли было на самом деле, сказать трудно, поскольку торопливость Муссолини, все предыдущие годы и не помышлявшего об оформлении брака, не могла не вызвать недоумения и настороженности. Во всяком случае, свое «да» в ходе церемонии Ракеле произнесла в ответ лишь на третий вопрос о том, хочет ли она стать женой Бенито Муссолини.