Книга Smoking kills - Алексей Радов

За ними раздались крики, ругань, удары, нецензурщина. В парник просунулась голова в маске, потребовала дать ей все, что собрали. В руках человека нечто блеснуло опасно. Вреж жестами отказался, скрывшись за раскидистыми листами растений. Служитель согласился, нападения были не часты, не более двух за месяц, и обычно ко времени сбора, так что не подозревать в этом своих нет возможности. Кощунство лишать уставших от похода людей рекреации витаминами, но спорить с блеснувшим не хотелось, один раз на отказ отдать урожай расстреляли деревья, другой зло посматривали, похоже, в нападениях были замешаны если не все, то очень многие, и разочарование их могло навредить безмятежному отдыху после садовых работ.

— А наша доблесть в чем, — спрашивала супруга. — Они могли ввести охрану, им нет дел до твоих затруднений. Не стоит жаловаться, смотрят точно на обворованных, будто мы сами. Страна такая, — она жестко тыкала в карту мира по Шетландским островам. — Есть спорные территории, давай переберемся на край земли, где твои таланты оценят уважительно, а не легкими кивками и панибратством хлопков по спинам.

— Куда мы? У нас здесь все что только можно наше. Нельзя оставить родной край в трудные десять, кто заменит, разве отнесется по совести, продолжит работать по заданным лекалам, сама знаешь, не получится, а друзья обвинять будут опять не гибкое руководство. Не имеем права решить сами, — похожие паттерны вызубренных фраз отбивали мечты об отъезде в райские веси. Было, что звал судить тех, с кем работал, и они веселились над несбыточными предложениями, оставить нехитрый скарб на них, и отбыть в солнечные государства, где оплата пропорциональна сделанному и по выходным можно танцевать в своих владениях, встречая одобрение проезжающих.

Пришлось отдать грабителю половину собранного, больше унести не смог бы. Вреж чертыхался в глубокой тени растений, проклинал не удачно избранный день. Ему достанется совсем мало, еще и подумают, и в прошлый раз было, сам и придумал налет, и ходя с друзьями по городу, видеть, что в них пытаются опознать грабителя.

Помог допрыскать оставшиеся растения, молча виновато отнекиваясь от невысказанных обвинений. Служитель дал ему щедро, он тоже слышал, что в нападениях винят Врежа, человека сложного, но пойти на такой риск не способного. Они распили чаю на осиновой стружке с уличного самовара, обменялись скучными новостями политики и кино. С одного парника при должном поливе можно кормить уйму людей, а в магазины поступает товар со сногсшибательными наценками и часто, о чем говорить стало не принято, лежалый. Трогать эту живую тему никто не позволяет, летучки не ведут к выводам, заседания проваливаются. Картельный сговор находит понимание в той части общества, что поддерживает идеалы элитного разграничения между согласными и готовыми на многое. Люди не склонны долго оговаривать интим продуктовых поставок, и оба выпустив пар негодования, успокоились до следующего обсуждения, ярость держит на плаву, точно прутья решеток пойманных ягуаров, подавляя, когда они сливаются с безлунной тьмой. Люди не согласны бороться, нет времени для самого необходимого, отношения растут бельем на порезанной старой бересте с дерева, где первый в щеку был неподвластен окрикам старших, бежавших во весь опор, и сбивших юного Врежа в высокую траву, невзирая на колючую крапиву и репейник.

Распрощавшись с добрым хозяином, Вреж отправился восвояси. Город ждал в дымке предрассветной праны, манил просыпающимися машинами и заводящимися перед насыщенным днем семьями. Сегодня он желанен всем, но навестит ее, красивую в утренних бигудях, поправляющую голубцы на водяной бане щипцами. Успеет к завтраку, и если не надоест, день будет на удаль, сыграют партию, обменяются пережитым, понежатся на сосновых досках импровизированной веранды. Растений не так много, но они присвоят визиту здоровый дух деревни.

Глава 13. Премьера

В театре было людно. По биссектрисе неправильного четырехугольника внутреннего помещения барражировал зло смотрящий по сторонам глава попечительского совета.

Ему пришла весть, что труппа бунтует против заведенного порядка, просят аудиенции с министром, манкируют постановку с англичанином. Захваченных денег было мало мальски на двух первых с понедельника по четверг, когда лучшая составляющая аудитории вскинет дружно на быка по двадцать кооперацией. Питание было отменным, хотя макароны могли и заменить. Позвав поникшего дублера, глава объяснил, что не надо бояться их конфликта, но при условии созыва журналистов, могут остаться без всех денег, не считая уже взятых с них ранее. Собеседник был не в курсе бунта, хотел помочь. Обратив вспять проходки, попечитель закричал на мойщицу, дескать, что она смеет думать, когда та, что приходит в пятницу не ставит и штемпель в пропускной лист, игра у нее. День такой мордовали проставившегося планера. Смотреть за ними не составило и гроша для подаваемых при усобице листах.

— Подождите в стороне! Не надо мешать репетировать, — кляла их по чем стоит разнузданная прима.

— Нас не беспокоить, пока есть мнение, что люди в стороне и по воле богов китайских за и против совершают акты борьбы, в стороне мнутся пришлые, почти свои, но родители не дали горевать над житейским.

— Злость праводоруба, рождены сразить копьями посюсторонние адвайты. Вести подобающе и моление жать к узким стенам схожих прихожих.

— О мне, тогда трепещи, зная рассудок прочности и не обессудь на кромешные сутры, ручные мотивации и балочные мостки перекрытий. Знаем где полегли, и мнение о смерти не играет приснопамятной присказки, или с нами, но в фантазии не обремененности бытом, где сходятся мрамором бриллиантовым цельные плиты. Жар костра.

На шее висят ордена и подвязка чулок одна, а не две, можно решить, когда урон на небе, полным ропотом, падение ниц формирует сочельник, когда в носок доллары и браслеты барят.

— Давайте совещание. Я ваш духовный наставник на четыре меры, сняв по трупу, с халдея, везущего, и по везению не проводящего дни в обрыдлом. Кинь наперекрест гильдию, поймаешь шах идолу.

— Прости мне падение с зарницы, красный угол и скатерть на мучение. Кто платит по стопарям, одолжив не более, чем победа из ям, выбрав стихию окая, с поволокою и подушку гнет проволокой неимоверно, зашла заверить, все у меня.

Препирательства осведомили о наступлении двенадцати. До начала пять часов, полных безоглядной всеядности. Я дам плов, не видя улов, но летом тепло, а казаны в городе не ставят, наше значит голодание, ржать хлебоконем, что сосед не чуял экивоки, их может и ряд быть, люди пьют соки, привет напал на человека после медитативного состояния, ягоды.

Глава жмурился от чрезмерного света ламп. Грозил позвать администрацию, придти с одного от большего. Реконструируя, что произошло после, кто припадал ниц, некоторые жили сто двадцать на бывшем погосте. Гостеприимство и вежливость принимали синонимичные обличил, прима ставила нежность, напротив глава драл приличия. Кичем заверчено, чтобы развернуть градусов на семь, по транспартиру русский, и первый блекло плачущий день. Влекло их в гостиную плясками, яростью злобы, там лики перемежались с отработкой зазнобы. Явиться всеми плохими героями и ломая наледь рыбой на безмозглость, ровные повесы вели счет безвыходным ситуациями, когда звали обождать, или не играя, обняться. Проснуться, стать своим в компаниях на расстоянии, всем разом, глава не мог, а деньги не вызвали ажиотации, что дают было в памяти с лихом, и он наслаждался их наговором на аргументы, надо заставить заменить кресла в зале, платят за опахала и далее без визга с зарисовок, тоже требует над собой роботы.