Книга Смерть тоже ошибается... - Фредерик Браун

Хоуги печально покачал головой:

— Не очень. Похоже, я все-таки совершил невыгодную покупку. Обезьянка-то оказалась больная.

— Пустил на ветер сто пятьдесят баксов! — воскликнула Мардж. — На эти деньги я могла бы купить кучу одежды, ведь сезон почти закончился…

Хоуги всплеснул руками:

— Ну, может, мы и потеряли полторы сотни да еще кое-что потратили на всякую мудреную еду и лекарства, но если мне удастся вылечить ее, мы будем при деньгах. Знаешь, Эд, сколько она будет стоить?

— Сколько же?

— Пять сотен, без проблем. Неплохая прибыль, верно? Но у меня на ее счет другие планы. Буду дрессировать обезьяну всю зиму, и если повезет, за пятьсот долларов не купишь даже часть такой обезьяны. В следующем сезоне я отвезу ее в большой цирк, и мы разбогатеем.

— Ты продашь Сьюзи или поедешь с ней?

— Я не большой любитель передвижного цирка, Эд. Мне подавай настоящий цирк. Я уже составил программу выступления шимпанзе, от которой у всех глаза на лоб полезут. Новый метод, и обезьяну обучить легче, чем по обычной системе.

— Вы показывали Сьюзи ветеринару? — спросил я.

Хоуги вздохнул.

— Эд, разве ты не знаешь, что Кларенс сам ветеринар? — спросила Мардж.

Я не сразу сообразил, кто такой Кларенс, поскольку чуть ли не впервые слышал, чтобы Хоуги называли другим именем.

— Серьезно?

— Если почувствуешь недомогание, Эд, обращайся. Я получил образование. Хочешь, покажу диплом? Он где-то здесь. Только вместо того, чтобы открыть практику, я пошел в цирк. Там познакомился с Мардж, выучил то, что знаю о шимпанзе. И о собаках. С кошачьими никогда особенно не ладил.

— То есть ты работал в цирке ветеринаром? Или дрессировщиком? — поинтересовался я.

— И тем и другим. Даже выступал с собаками.

— Вот откуда у него такие познания в области секса, теперь с лекциями выступает в сайд-шоу, — произнесла Мардж. — Только на самом деле он рассказывает не о женщинах, а о сучках.

— Я в этом не признаюсь, — заметил Хоуги.

Я встал и направился в переднюю часть фургона, где Хоуги соорудил деревянную клетку размером примерно три фута от стены до стены. Наклонился и заглянул внутрь между дощечками. Посреди клетки на куче соломы спала, свернувшись калачиком, обезьяна Сьюзи. По крайней мере я очень надеялся, что она спит: Сьюзи лежала неподвижно, будто мертвая. Но в темноте клетки я разглядел слабое движение ее груди, по которому понял, что она еще дышит.

— Тише, Эд, — сказал Хоуги, — не разбуди ее.

Я выпрямился и услышал скрип кроватных пружин. Обернувшись, я увидел Риту, зевая и потягиваясь, она сидела на краю кровати.

— Привет, Эдди, — сонно пробормотала она. — Отвернись-ка опять, я надену платье.

Я повернулся к деревянной клетке, но теперь мои мысли уже не были заняты Сьюзи.

К трем часам выглянуло солнце. Я проводил Риту до шатра стрип-шоу, а потом направился в наш киоск, чтобы узнать, не нужна ли дяде Эму моя помощь. Дела у него шли хорошо, насколько это вообще возможно днем. Увидев меня, дядя обрадовался, поскольку проголодался, но не хотел сворачивать киоск. Пока он бегал в столовую, я взял работу на себя.

Когда он вернулся, я рассказал ему, что капитан Вайсс пригласил меня на ужин и поиграть дуэтом. Дядя Эм рассмеялся:

— Значит, капитан играет на духовых инструментах! Знаешь, а ведь он и впрямь выказал немалый интерес, когда я сообщил ему, что ты играешь на тромбоне. Только я не понял, почему. Конечно, Эд, отдохни вечером. Я попрошу Мардж помочь мне, для разнообразия. Нам тут не помешает немного сексапильности.

— Мардж?

— Ну да, почему бы и нет? Она всегда рада заработать пару лишних баксов. Думаю, Хоуги жадничает, не слишком охотно тратится на наряды.

— Мардж так Мардж, ничего не имею против, — сказал я.

Я вспомнил еще кое-что и сообщил дяде о своей стычке со Скитсом Гири возле сайд-шоу.

Сначала дядя Эм улыбнулся, но потом вдруг посерьезнел и произнес:

— Малыш, ты следи за этим своим ирландским темпераментом. Конечно, гнусно так наживаться на убийстве, но не тебе судить о поведении Скитса — во всяком случае, до тех пор, пока он тебе не мешает жить. И даже если не нравится, что он вытворяет, не следует это демонстрировать, толкать его через канат.

— Просто в тот момент мне это показалось хорошей идеей, — сказал я. — Наверное, я повел себя как болван.

— Да. Только, черт подери, жаль, я этого не видел. Итак, господа, подходите. Сбейте бутылки и выиграйте милого пупса…

Я околачивался в цирке почти до половины шестого. Затем переоделся, сел в трамвай и отправился по адресу, который дал мне Вайсс.

Дом полицейского оказался симпатичным коттеджем на большом участке, расположенном на приличном расстоянии от улицы и окруженном деревьями. Оказавшись в таком месте, циркач начинает гадать, не попался ли он сам на чью-нибудь удочку. Дверь открыл Вайсс.

— Привет, парень! — воскликнул он. — Ма, это Эд Хантер!

Ма была из тех хрупких женщин, которые напоминают птичек. На вид ей было лет сорок, а Вайссу немногим больше. Повертевшись минутку возле меня, Ма ушла в кухню.

Вайсс не шутил насчет трубы. Он достал ее и расставил на пианино ноты какого-то легкого дуэта. Я собрал тромбон, настроился, и мы стали играть вместе. Не скажу, что это был уровень Карнеги-Холла, но в целом получилось неплохо. Музыка была, конечно, избитая, но, как ни странно, банальность в собственном исполнении раздражает гораздо меньше. Пьеска была написана для двух труб, так что я оказался не в самом выигрышном положении: мне приходилось «читать» скрипичный ключ вместо басового и играть его на октаву ниже, чтобы он соответствовал диапазону тромбона. Но мы оба играли в си-бемоль, так что транспонировать не надо было. Ма заглядывала в комнату и выражала восхищение нашей игрой, будто действительно так думала.

Потом она позвала нас в кухню ужинать. Это была просторная кухня, и мне понравилось, что Ма, в отличие от большинства людей, не стала извиняться за то, что накрыла на стол здесь. Мне кажется, есть нужно именно в кухне. Там еда становится гораздо вкуснее.

По крайней мере, так было сейчас. В обещаниях Вайсса не звучало ни капли преувеличения. Вроде самая простая пища: мясо, картофель и клецки с подливкой, — но вкус неземной. С такой подливкой даже опилки хорошо бы пошли, а ведь мы ели не опилки.

Я так наелся, что пришлось отказаться от десерта — пирога с начинкой. Вайсс обозвал меня слабаком и умял два куска, а ведь он и всего остального побольше моего съел.

Ма Вайсс не позволила нам помочь ей с посудой, даже вытереть не дала. Мы с копом сели пить кофе, закурили и принялись обсуждать что угодно, только не то, о чем, как я предполагал, он захочет со мной поговорить. До сих пор Вайсс даже не упомянул об убийстве.