Книга Армадэль. Том 2 - Уилки Коллинз

Через некоторое время оба вышли, слуга водил Педгифта попеременно к первому, третьему, четвёртому, пятому и шестому извозчику, кэбы которых стояли на бирже. Самые долгие переговоры проходили с шестым извозчиком и закончились тем, что коляска шестого кэба подъехала к тому месту, на котором стоял Аллэн.

— Садитесь, сэр, — сказал Педгифт, отворяя дверцу. — Я нашёл извозчика. Он помнит эту даму, и, хотя забыл название улицы, он думает, что может найти место, куда отвёз её, когда проедет по этому маршруту. Я рад сообщить вам, мистер Армадэль, что до сих пор нам посчастливилось. Я просил слугу показать мне порядочных извозчиков на бирже, и получилось так, что один из этих порядочных извозчиков отвозил миссис Мэндевилль. Слуга клянётся, что этот извозчик честнейший человек, он ездит на собственной лошади и никогда не попадал ни в какую историю. Такие-то люди, сэр, поддерживают веру в человеческую порядочность. Я разговаривал с ним и согласен со слугой. Думаю, что мы можем на него положиться.

Поиски нужного адреса потребовали некоторого терпения. После того как проехали расстояние между Бэйсуотером и Пимлико, извозчик поехал тише и начал осматриваться вокруг. Раза два он возвращался назад, потом въехал в тихий переулок, заканчивающийся невысокой стеной, и остановился у последнего дома с левой стороны.

— Здесь, господа, — сказал извозчик, отворяя дверь кэба.

Аллэн и его стряпчий вышли, и оба взглянули на дом с чувством какого-то инстинктивного недоверия кэбману. Строения имеют своё лицо, особенно в больших городах, и вид этого дома отличался затаённостью. Выходившие на улицу окна были все закрыты, а шторы на них опущены. Фасад дома казался не больше, чем у других домов на улице, но позади имелась пристройка. В нижнем этаже располагалась лавка, но на витрине, в промежутке, не закрытом красной занавесью, скрывавшей большую часть внутренности помещения от глаз, ничего не было выставлено. Сбоку была дверь лавки, тоже с красными занавесями за стеклом и с медной дощечкой, на которой стояло имя: «Ольдершо». С другой стороны дома была дверь с колокольчиком и тоже с медной дощечкой. Из надписи на ней можно было узнать, что здесь жил врач. На доске стояло: «Доктор Доуноард». Если бы камни умели говорить, то здесь они сказали бы ясно: «У нас есть секреты внутри, и мы намерены их сохранять».

— Это не может быть тот дом, — сказал Аллэн. — Тут, должно быть, какая-нибудь ошибка.

— Вы лучше должны знать, сэр, — заметил Педгифт-младший со своей деловой серьёзностью. — Вы знаете привычки миссис Мэндевилль.

— Я! — воскликнул Аллэн. — Вам, может быть, удивительно будет слышать, но я совсем не знаю миссис Мэндевилль.

— Я вовсе этому не удивляюсь, сэр. Хозяйка в Кингсдоун Крешете сказала мне, что миссис Мэндевилль старуха. Не спросить ли нам? — прибавил непроницаемый Педгифт, поглядывая на красные занавеси у окна лавки с большим подозрением. — Может быть, за ними скрывается внучка миссис Мэндевилль?

Они попробовали сначала открыть дверь лавки — она была заперта. Они позвонили — худощавая молодая женщина, с жёлтым лицом, с изорванным французским романом в руках, отворила дверь.

— Здравствуйте, мисс, — сказал Педгифт. — Дома миссис Мэндевилль?

Молодая женщина с жёлтым лицом с удивлением вытаращила на него глаза.

— Здесь не знают такой, — ответила она резко с иностранным акцентом.

— Может быть, её знают у соседей? — заметил Педгифт-младший.

— Может быть, знают, — сказала молодая женщина с жёлтым лицом и захлопнула перед ним дверь.

— Немножко вспыльчивая особа, сэр, — сказал Педгифт. — Я поздравляю миссис Мэндевилль с тем, что она не знакома с ней.

Говоря это, он перешёл к двери жилища доктора Доуноарда и позвонил в колокольчик.

На этот раз дверь отворил слуга в поношенной ливрее.

Он тоже вытаращил глаза, когда было произнесено имя миссис Мэндевилль, и он тоже не знал такой особы.

— Очень странно! — обратился Педгифт к Аллэну.

— Что странно? — тихим голосом спросил человек в чёрном, вдруг появившийся на пороге двери приёмной.

Педгифт-младший вежливо объяснил цель прихода и поинтересовался, не имеет ли он удовольствие говорить с доктором Доуноардом.

Доктор поклонился. Если можно было предположить, то он принадлежал к числу тех скромных докторов, к которым пациенты — особенно женщины — питают большое доверие. Он имел необходимую для этого плешивую голову, роговые очки, строгий чёрный костюм и необходимо солидную наружность. Голос его был приятен, обращение деликатное, улыбка льстивая. Какой специальностью своей профессии владел доктор Доуноард, не было написано на дощечке его двери, но он жестоко ошибся в своём призвании, если не был доктором по женским болезням.

— Уверены ли вы, что в названном вами имени нет ошибки? — спросил доктор с сильным беспокойством, которое пытался скрыть. — Я знал, что иногда происходили очень большие неприятности от ошибки в именах. Нет? Действительно нет ошибки? В таком случае, господа, я могу только повторить то, что мой слуга уже сказал вам. Пожалуйста, не извиняйтесь. Прощайте.

Доктор ушёл так же тихо, как появился. Слуга в поношенной ливрее молча отворил дверь, и Аллэн со своим спутником опять очутились на улице.

— Мистер Армадэль, — сказал Педгифт, — я не знаю как вы, а я нахожусь в недоумении.

— Неприятно, — отвечал Аллэн. — Я только что хотел спросить вас, что вы будете делать теперь.

— Мне не нравится ни этот дом, ни лавочница, ни доктор, — продолжал Педгифт. — Однако я не думаю, чтобы они обманывали нас, я не думаю, чтобы они знали миссис Мэндевилль.

Предчувствия Педгифта-младшего редко обманывали его, они не обманули его и в этом случае. Предосторожность, заставившая миссис Ольдершо переехать из Бэйсуотера, обернулась против неё, как это случается часто. Эта предосторожность заставила её не открывать никому в Пимлико тайну имени, которое она приняла как поручительница за мисс Гуильт, но она не учла возможность непредвиденного случая, который представился теперь. Словом, миссис Ольдершо позаботилась обо всём, кроме единственной невообразимой для неё возможности — дальнейших расспросов о репутации мисс Гуильт.

— Мы должны сделать что-нибудь, — сказал Аллэн. — Кажется, бесполезно оставаться здесь.

Ещё никто не ставил Педгифта-младшего в тупик, и Аллэну это теперь не удалось.

— Я совершенно согласен с вами, сэр, — сказал он. — Мы должны сделать что-нибудь. Мы опять допросим извозчика.

Извозчик упорно стоял на своём. Когда его обвинили в том, что он ошибся с домом, он указал на пустое окно лавки.

— Я не знаю, что вы видели, господа, — сказал он, — но я видел в моей жизни только одно пустое окно в лавке. Это и заставило меня запомнить этот дом, и вот почему я узнал его, когда увидел.

На обвинение в том, что он ошибся или насчёт дамы, или насчёт того дня, в который он возил эту даму, извозчик твёрдо стоял на своём. Слуга, который нанимал его на бирже, был там хорошо известен. Тот день остался у него в памяти потому, что он был наименее прибыльный во всём году, а даму он запомнил оттого, что она недолго в сумочке искала деньги, а сразу же заплатила ему (что редко случается с пожилыми дамами), и потому, что заплатила ему сумму, которую он запросил, не торгуясь (чего также не делает ни одна из пожилых дам).