Книга На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

В нашу комнату быстрым шагом вошел один из надзирателей. В отличие от принимавших меня накануне полицейских этот дуболом был одет немного по-другому. Те же серые брюки с ремнем, тюремными причиндалами и наручниками. Вместо серой рубашки – белая. На шее расслабленно болтался тонкий бордовый галстук.

Как потом объяснил гориллообразный Рубен, сегодняшний проверяющий был прикреплен к нашему жилому корпусу. Те дуболомы, которые обслуживали жилые помещения тюрьмы, включая и мой «карантин», одевались в бело-серую форму с галстуком или скромным бантом у охранниц.

Они выглядели более-менее цивильно.

Зольдатен, обслуживающие территорию зоны и отвечающие за внутренний порядок, носили полувоенную серую форму с цветными нашивками и блестящими бляхами на груди.

Первые подчинялись гражданскому начальнику тюрьмы, вторые – главному офицеру нашего заведения: лейтенанту или капитану. Таким образом, в Форте-Фикс царило двоевластие.

Между двумя службами шла негласная борьба за власть. Галстучные подсмеивались над «солдатами», военные недолюбливали цивильных. И те и другие в большинстве своем ненавидели нас.

Вошедший в камеру надсмотрщик явно спешил. Для проверки 350 заключенных трехэтажного карантинного корпуса ему отводилось минут пятнадцать. Естественно, никаких разговоров и «здрасьте»-«до свидания».

В левой руке конвоир держал пластиковую дощечку с прикрепленным к ней общим списком. Правой он быстро пересчитал зэков в нашей камере. Это заняло меньше минуты, все десять человек оказались на месте.

Он вышел, и я сразу же присел на нары, поскольку после жаркой бескислородной ночи чувствовал себя абсолютно разбитым.

– Эй, Раша, – замахали черные руки сокамерников. – Вставай! Ты что, в «дырку» захотел?

Я едва успел подняться, как к нам почти вбежал еще один дуболом. Он встал на самую середину комнаты и вытянул вперед худощавую руку. Пальцы – в пучок, как для благословения. Вере тухай закрутился на месте, подсчитывая своих подопечных. Повернув голову, я заметил, что первый конвоир ждал его в дверях.

Закончив проверку, оба сверили цифры и скрылись в следующей камере. Мои соседи моментально расслабились и продолжили прерванные занятия и разговоры.

Я опять начал рассматривать своих сокамерников. Вчерашнее мимолетное знакомство и полупредставление в расчет не принимались.

Огромный черный Рубен общался на достаточно непонятном мне языке: жуткой смеси филадельфийского и нью-йоркского городских жаргонов. Именно так говорили в американских городских гетто и в «проджектах»[26].

Именно в тех краях зародился рэп, вся хип-хоп культура, и вот уже много лет ковались кадры для Федерального бюро по тюрьмам.

Как я понимал мяукающие и проглатываемые звуки, для меня так и осталось непонятным. Тем не менее Рубен донес до меня свою мысль:

– Слушай, парень, тебе ведь нужны полки в твой шкаф? Могу найти парочку и недорого возьму – всего по пятерке за каждую.

Я сразу же согласился, так как прожить в карантине мне предстояло два-три месяца, и с моей единственной полкой я бы не разгулялся.

На вновь прибывших неопытных лохах наподобие меня старожилы корпуса и делали свой «гешефт»[27].

Пользуясь тем, что население в карантине все время обновлялось, несколько рубенов моментально выкручивали полки из освободившихся шкафов. После того как зэк переходил на ПМЖ в постоянный корпус, полки по-новой поступали в открытую продажу. Для следующих тюремных новичков.

Увидев мою покорность и желание купить, Рубен начал втюхивать заношенные черные туфли:

– У тебя какая нога? Вижу, что большая. Эти тебе как раз подойдут. Всего 40 баксов.

Из противоположного угла и незаметно от Рубена мне подавал какие-то знаки тридцатилетний белый парень с аккуратной козлиноподобной бородкой «гоати»[28]. Он сидел, свесив ноги на верхней шконке у самого окна и молча, но энергично, раскачивал головой влево-вправо.

Я вежливо отказался.

Когда чернокожий коробейник наконец понял, что продажа сорвалась, он воззвал к моей покупательской способности.

– Русский, тебе сидеть еще долго, и у тебя должны водиться денежки, как и у всякого другого белого парня. Слушай внимательно: я смогу достать все, что захочешь, – сказал он. Затем, подойдя почти вплотную, Рубен наклонил свою потную бычью физиономию к моему уху. Он прошептал: – Если нужна травка, тоже могу устроить. Еще есть брага, которую делают мои братки из Филадельфии. Только свистни – у тебя все будет. Ну и обо мне не забывай – мой процент за доставку товара вполне доступный. – И уже громко, показывая скрюченным пальцем на настенный календарь, прикрепленный к двери кусочком скотч-тейпа: – Так ты сам будешь мыть полы в камере и туалете во время своих дежурств? А как насчет стирки? Слушай, Лио, в двести восьмой живет Хосе, я его к тебе приведу после обеда. За пару баксов он все за тебя уберет! Тебе понравится. Он и за меня вкалывает!

Зная от Максимки и своего адвоката, что внутреннюю тюремную работу по уборке и стирке обычно выполняют латиноамериканцы, я согласился встретиться с трудолюбивым Хосе…

Над Рубеном, на сильно провисшей верхней койке, расположился такой же, как и он, иссиня-черный Патрик. В отличие от своего жизнерадостного соседа-коммерсанта этот поглядывал в мою сторону без малейшей улыбки, а скорее, наоборот – недоброжелательно и подозрительно.

– Русский, ты вообще чем занимаешься, за что сел? Поделись уж с братвой! Мы теперь вроде как одна семья.

На этот случай у меня имелась, как в КВН, домашняя заготовка.

…Свой монолог я мысленно проговаривал несколько раз и в нескольких вариантах еще в Нью-Йорке. В зависимости от ситуации и личности собеседников текст слегка варьировался.

Одно я знал четко – врать не следует, как, впрочем, и приписывать себе несуществующие криминальные заслуги.

Мое уголовное резюме и так выглядело достаточно «внушительно»: две предварительные тюрьмы; три года домашнего ареста; семь адвокатов; два дела в двух разных штатах; два сообщника, один из которых начал сотрудничать со следствием, и шесть «жертв». А в завершение картины – обвинения в ужасном ужасе: «Преступный сговор с целью вымогательства и обмана правительства Соединенных Штатов Америки».

Недолго думая я доступно и достаточно громко выдал свою домашнюю заготовку.

Я понимал, что сегодняшняя презентация будет разнесена сокамерниками практически по всей зоне. Поэтому, стараясь казаться спокойным, а скорее даже равнодушным, я неторопливо пересказал свою криминальную биографию.