Книга Последний поезд в Москву - Рене Нюберг

Самая еврейская держава в мире

После третьего раздела Польши в 1795 году Россия стала преобладающим по количеству евреев государством мира. До этого, если не принимать во внимание определенные исторически сложившиеся поселения, в России жили лишь единичные евреи. В глобальном труде о евреях в России “Двести лет вместе (1795–1995)” Александр Солженицын цитирует письмо Ивана Грозного королю польскому, датированное 1550 годом: “И ты бы, брат наш, вперед о жидех к нам не писал”[49].

Еврейское население, которое при Екатерине Великой насчитывало миллион, к концу Первой мировой войны выросло до 5 миллионов, что составляло 4 % населения Российской империи и более половины еврейского населения мира. Второй по количеству евреев была на тот момент Австро-Венгрия (около 2 миллионов). Та часть Российской империи, к которой относились нынешняя Восточная Польша, Литва, Белоруссия, западная часть Украины и Бессарабия, была известна как черта оседлости, откуда евреи по экономическим причинам стремились вырваться во “внутренние губернии” России и особенно в города.

Исключением являлись отвоеванная у Швеции в 1721 году Ливония, Рига, а также присоединенная при разделе Польши в 1795 году Курляндия, в которых зарегистрированным евреям дозволялось селиться. Ограничения были не расовыми, а религиозными, и не затрагивали исторических мест проживания: горских и грузинских евреев, изначально вышедших из Вавилона и обосновавшихся в Бухаре среднеазиатских, “туземных” (бухарских) евреев, а также караимов[50].

Черта оседлости и ограничение свободы передвижения сохранялись вплоть до Февральской революции 1917 года. Премьер-министр, реформатор Петр Столыпин в 1906 году предлагал царю отменить черту оседлости, на что Николай II ответил: “Внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя”[51].

Строгие ограничения с течением времени размылись. Во время Первой мировой войны, когда линия фронта достигла поселений, евреев обвинили в шпионаже, после чего началось массовое бегство в том числе из Курляндии во внутренние губернии. По мнению Солженицына, война уничтожила еврейские поселения как явление и практически открыла для евреев столицы, то есть Петроград и Москву[52]. Лишь в 1915 году от переселившихся за черту оседлости перестали требовать ежегодное разрешение на пребывание, то есть внутренний паспорт.

Линия фронта расколола надвое территорию от Ливонии до Галиции и Румынии. На этой территории проживало три четверти евреев всего мира.

О немецких солдатах у евреев сложилось положительное мнение, и они пытались вступать с ними в разговор, используя идиш. Немцы, по их мнению, были образованнее, чем русские или поляки [53]. У поляков евреи вызывали подозрения своей любовью к немцам, то есть слыли германофилами, а литваки – литовские и белорусские евреи, владевшие русским языком в качестве второго, – в свою очередь, русофилами[54].

Немецкий историк Герд Кенен описывает в фундаментальном труде “Der Russland-Komplex” (в русском переводе: “Между страхом и восхищением: “Российский комплекс” в сознании немцев, 1900–1945”) духовное и физическое тяготение немцев к Востоку. Он много размышляет о фанатичной любви немцев к Достоевскому и геополитических мечтаниях первых десятилетий XX века. “Перст судьбы” указывал немцам на Восток[55].

Первым заметным государственным деятелем, с которым встретился основатель сионистского движения[56] Теодор Герцль, был кайзер Вильгельм Второй. Инициатива исходила от немцев, и в 1898 году произошло две встречи – тайная в Константинополе и официальная в Иерусалиме.

Отзывы немецких современников о евреях из польских и украинских городков и деревень (“гигантского гетто”), захваченных в Первой мировой войне, – для сегодняшнего читателя все-таки неожиданны. Существовало, например, мнение, что евреи, говорящие на идиш, то есть еврейском языке германской группы, являются, при всем их “благочестивом убожестве” добровольными носителями немецкой культуры”[57]. Так дело обстояло и могло бы обстоять дальше, но когда спустя 20 лет немецкие войска снова вторглись на эту территорию, вместе с танковыми колоннами Вермахта пришли и отряды С С Einsatzgruppen (айнзацгруппы)[58].

Первая мировая война пробудила патриотический дух, и Россия принялась отстранять “чужаков” от власти. Это касалось в первую очередь немцев, в царской России традиционно занимавших ключевые должности в экономике. Половину самых высоких постов в России до революции занимали прибалтийские немцы[59]. По мнению историка Юрия Слезкина, роль немцев в России напоминает роль евреев в Германии, с той, однако, пометкой, что роль немцев была во многом более важной, очевидной и продолжительной. Ассимилированные и образованные евреи стали как “новые образцовые подданные” подниматься в царской России вровень с немцами. Возвышение “инородцев” до элиты породило, в свою очередь, антисемитизм. Динамика российской экономики предоставила возможность социального взлета также армянам и известным своими усердием и дисциплиной староверам, ранее оттесненным в сторону.

Слезкин считает, что история еврейства в России и Центральной Европе была схожей. В конце XIX века евреи поднялись из маргиналов к верхам и стали значительными представителями немецкой культуры в Центральной и Восточной Европе. Евреи в Австро-Венгрии стали “сверхнациональной” нацией, своего рода новой аристократией, самой новой, заметной и образцово-показательной частью населения, что породило сопротивление и политический антисемитизм. Их отсутствие корней сравнивалось с их стремлением к обогащению. Философ Ханна Арендт считала, что евреи были единственными “общеевропейцами” в Европе[60].