Книга Гностики, катары, масоны, или Запретная вера - Ричард Смоули

Валентин написал одну работу, от которой сохранилось только название. Она называлась «О трех сущностях». По словам древнего автора, упоминающего ее, в ней впервые обсуждался вопрос об Отце, Сыне и Святом Духе как о трех ипостасях Троицы. Этот факт показывает, сколь сложным и противоречивым может быть вопрос о корнях христианства. Очевидно, доктрина Троицы — краеугольный камень ортодоксального христианства — впервые была сформулирована предполагаемым еретиком.

Четвертым великим гностическим учителем был Василид. Как и Валентин и Маркион, он жил в начале второго века нашей эры; в отличие от них он не ездил в Рим — Василид жил и учился в Александрии. Он проповедовал невероятно запутанную эзотерическую систему: в соответствии с ней земля была окружена 365 небесами (по его словам, в году именно поэтому было 365 дней). Правителя этих небес звали Абраксас или Абрасакс — согласно греческой нумерологии, сумма букв в его имени дает 365. Ангелам самых низших из этих небес — крайне незначительным персонажам в небесной иерархии — было суждено сформировать землю и все сущее на ней. Их правитель почитался как Бог Ветхого Завета.

Христос пришел на землю с тем, чтобы высвободить нас из этого неприятного, унизительного положения. Но, по словам Василида, Христос на самом деле не страдал на кресте. Он поменялся местами с Симоном Киринеянином (который, со слов Луки, нес крест Иисуса за ним) и стоял в сторонке, смеясь над безумием тех, кто считал, что мир реален, в то время как несчастный Симон умирал вместо него. По словам Василида, каждый, кто выражает преданность Христу распятому, пребывает в зависимости от низших правителей этого мира.

Василид, подобно многим другим гностикам, не придавал большого значения телу. Эту тенденцию можно проследить еще в Евангелии от Фомы, где Иисус говорит: «Несчастно тело, которое зависит только от тела, и несчастна душа, которая зависит от них обоих» (Фома, 87). Считая материальный мир низшим творением, гностики обычно смотрели на тело с презрением. Такие воззрения привели большинство из них к аскетизму, к отрешению от телесных желаний через воздержание от мяса и секса. Однако некоторые, включая Василида, пришли к противоположному заключению: поскольку тело не имеет большой ценности, едва ли имеет значение, что ты делаешь с ним. Живший во втором веке нашей эры Отец Церкви Ириней Лионский (борец с ересями, которому мы во многом обязаны своим знанием о гностицизме) писал: «Он предписывал [своим последователям] не беспокоиться о мясе, жертвуемом идолам, считая, что в этом нет ничего особо предосудительного, и практиковать это без треволнений. Более того, им предлагалось рассматривать практикование укоренившихся типов поведения и все виды наслаждений как нечто малозначащее».

Сам Василид по своим убеждениям, возможно, был близок к стоикам, древней философской школе, призывавшей своих приверженцев жить в мире с философской отрешенностью, но отдельные гностики пошли дальше и выступили поборниками антиномианизма, утверждающего, что никакие правила и установления не имеют никакого значения. Если мы живем в иллюзорном мире, созданном второразрядным богом, мы можем здесь делать все, что хотим.

След, оставленный другими учителями гностицизма в истории, не столь отчетлив. Некоторые представлены в ней в основном лишь своими именами, иногда их дополняют один-два факта: Кердос, учитель Маркиона; Керинф, «враг истины», который, по преданию, один раз угрожал Иоанну Богослову тем, что искупает его в водах Эфеса [5]; Карпократ, чьих учеников обвиняли в том, что они принимали участие в мрачных ритуалах, в ходе которых пили сперму и менструальную кровь в качестве причастия. Трудно сказать, какие из этих деталей верны. Некоторые из них противоречат друг другу. К примеру, одно предание утверждает, что Иоанн написал свое Евангелие, противопоставляя его писанию Керинфа; другое предание утверждает, что Керинф сам написал его. Столько сведений было утеряно, а из того, что сохранилось, столь многое было изменено, с тем, чтобы соответствовать текущей политической и религиозной конъюнктуре, что нам приходится довольствоваться информацией самого общего плана.

Мария Магдалина, супруга Христа

Одной из фигур, чье имя часто появляется в гностическом контексте, является Мария Магдалина. Это известная фигура в католическом благочестии: «женщина, взятая в прелюбодеянии», раскаявшаяся блудница, помазавшая ноги Иисуса миром и отершая их своими волосами. В отличие от большинства апостолов, покинувших город сразу, как только Иисуса арестовали, она оставалась подле него и вместе с его матерью и еще несколькими его ученицами стояла у подножия креста. Когда она отправилась к гробнице в пасхальное утро, то оказалась первой, кто обнаружил, что Иисус восстал из мертвых.

Эта версия образа Марии Магдалины составила предмет многочисленных произведений искусства. Ее имя даже стало составной частью языка: архаическое английское слово magdalen обозначало исправившуюся проститутку, а слово maudlin, означающее «сентиментальный», обязано той аффектированной чувствительности, которую Мария, по-видимому, выказала, когда отерла ноги Христа своими волосами. На протяжении веков это представление о Марии, основанное на ряде эпизодов, описанных в Евангелиях, считалось истинным. Но недавние находки позволяют предположить, что в некоторых ключевых деталях оно неверно.

Прежде всего, нет необходимости ассоциировать Марию Магдалину с «женщиной, взятой в прелюбодеянии» (Ин 8:1— 12). Женщина никак не поименована, ни в этом отрывке, ни в каком-либо другом никак не указывается, что речь идет о Марии Магдалине. Связь между двумя этими фигурами совершенно произвольна, ее связь впервые предположил в шестом веке папа Григорий Великий. В Евангелии от Иоанна говорится: «Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими» (Ин 11:2), но у нас равным образом нет оснований считать, что здесь идет речь о Марии Магдалине. Евангелие вполне определенно указывает, о какой Марии идет речь в том или ином случае. Одна Мария, помазавшая ноги Христа, была сестрой Марфы и Лазаря; другая Мария была его матерью; третья же являлась Марией Магдалиной. О последней фигуре канонические Евангелия дают нам незначительные сведения. Она была в группе женщин, «которые смотрели издали»* когда Иисус был распят (Мк 15:40), и она первой увидела воскресшего Христа (Ин 20:14–15). Единственное, что мы еще узнаем о ней из этих источников — с некоторым недоумением, — это то, что Иисус изгнал из нее «семь бесов» (Мк 16:9; Лк 8:2). Но Евангелия не вдаются в подробности истории экзорцизма.

Когда мы обращаемся к апокрифическим работам, особенно тем, что имеют отношение к гностическому течению, то обнаруживается совсем другая картина. Тут Мария Магдалина представлена как ученик, по меньшей мере равный ученикам мужского пола. Гностический «Диалог Спасителя» характеризует ее как «женщину, которая знала все». В другом гностическом тексте — «Пистис София», или «Вера — Премудрость», Иисус говорит ей: «Ты и есть та, чье сердце в большей степени направлено к Небесному Царству, чем сердца всех твоих братьев». В Евангелии от Филиппа есть еще более впечатляющий пассаж: