Книга На Пришибских высотах алая роса - Лиана Мусатова

И он понял, что рано расслабляться. Видимо теперь не скоро он сможет себе позволить это. Если до сих пор сам отвечал за свою безопасность, то в вагоне, в этом деревянном ящике, он, как в склепе. И здесь ничего уже не зависит от его силы воли, от его смекалки или даже желания. Он почувствовал, как весь ужас войны не только окружает, но и проникает в него. Проникает настойчиво, пытаясь поселиться в нем, обескуражить, подмять под себя, подчинить своим законам и навязать свои правила, свою философию. Но и этого ему было мало, он порождал страх. Он, черноморский моряк, который не боялся ни бога, ни черта, вдруг почувствовал его. Страх заползал под кожу, он проникал в мозг гаденькими мыслишками, которые метались в разные стороны, создавая хаос и панику. Они заставляли его выпрыгнуть с вагона, избавиться от этого ящика, который может похоронить его в себе. А с другой стороны – прыжок в воду с моста, да не просто в воду, а на пороги и в воронки – это неминуемая смерть. Но лучше умереть на свободе, чем в ящике. Он даже не мог предположить, как бы поступил, если бы в следующую минуту не перестали мелькать фермы моста, и состав не выкатил на берег. Прекратилось это жуткое дребезжание, перестали мелькать эти бурлящие беснующиеся воды. Под вагоном была земля. Размеренный перестук колес, в такт ему поскрипывание старого вагона, успокоили Константина, и ему даже стало стыдно за эти минуты слабости. Но то, что война, конечно же, заставит жить по своим законам, нравится ему это или нет, он усвоил, и принял это, как должное. Пока только спасал свою жизнь и пытался отыскать советские войска, понятия не имея, где их искать. Но то, что на востоке, знал наверняка, поэтому и ехал на восток.

Поезд замедлил ход, заскрипели соединения между вагонами. Состав зашипел, закряхтел, вздрогнул и, наконец, остановился. Костя услышал шаги и тихий голос: «На первой станции после того, как стемнеет, сойдешь. Я сейчас отодвину засов, потому что на станции опасно подходить к вагону. Лежи под вагоном, пока не уйдет состав. Счастливого тебе пути, друг». «Спасибо» – поблагодарил он проводника. Они с ним договорились, что он выйдет на небольшой станции перед городом, потому что на ней не такой строгий контроль. Под покровом ночи он должен был подойти к городу и отыскать указанный адрес. Отойдя от станции и углубившись в посадку, Костя вздремнул, прислонившись к стволу дерева, а как только начало светать, пошел к близлежащей улице. Густой утренний туман стелился над землей, покрывая ее молочной пеленой. Туман ему был на руку. В тумане он был не так заметен. Прошел километров пять. Вокруг – ни души: ни своих, ни немцев. Так бывает обычно на нейтральной стороне. Но на нейтралку обстановка была не похожа. Тогда он решил, что попал между эшелонами. Так бывает в промежутках, когда передовые части уже проследовали, а те, что за ними, еще не подоспели. На самом деле оказалось другое. Передний край стойко удерживали советские войска, а он попал в тыл. Вернее в тыловую оборону, войска которой размещаются на некотором расстоянии от передовой.

3.

В июле сорок первого Люся узнала от сокурсников, что набирают желающих в группу особого назначения для работы в глубоком тылу. В эти дни студенты бегали по военкоматам, пытаясь попасть на фронт. Она собиралась пойти на курсы медсестер, как ей предложили в военкомате, но когда узнала, что набирают групп для работы в тылу, изменила свое решение. В первый день собралось человек сорок. Им предложили заполнить анкеты, а потом с каждым разговаривал симпатичный, уже начинающий седеть, майор. Люсе казалось, что он говорил ей совсем не то, что хотел сказать, потому что в глазах читала: «Девочка, одумайся, останься дома!» После беседы к ним вышел совсем молоденький лейтенант и зачитал двенадцать фамилий. Услышав свою, обрадовалась, так велико было желание защищать Родину, что готова была пожертвовать собственной жизнью.

– Остальные свободны! По домам! – под неодобрительный ропот и возгласы разочарования и отчаяния, скомандовал лейтенант.

В этот же день начались напряженные занятия. Восемь мальчиков и четыре девочки, впитывая знания, старались всё запомнить. Записывать ничего нельзя, да и со шпаргалкой на диверсию не пойдешь. Надо всё держать в голове. Вечером Люсе казалось, что мозги гудят и переворачиваются, как каша в кипящем котле. Несмотря на то, что с памятью у неё было все в порядке, да и учиться любила, на этих курсах в первые дни оказалось трудновато, пока не привыкла к специфике подаваемого материала. Их учили стрелять из пистолета и винтовки, делать мины «нахалки», представляющие собой палку с привязанным на конце тротиловым запалом. Чтобы запал не отсырел, на него надо было надевать презерватив. Его не только брать боялись, но даже смотреть, ведь в группе были почти еще дети: мальчики – допризывники, две девочки, только окончившие десятый класс и Люся с подругой после третьего курса института. Никто из них презервативы в глаза не видел, а, если и слышал, то это была такая запрещенная тема, что о ней говорили только шёпотом. Но им пришлось побороть природный стыд и отнестись к ним, как к разновидности оружия. И все-таки, краснея и фыркая, девчонки отворачивались, когда мальчики учились надевать их на запалы. Пришёл черед и девчонок обучиться этому ремеслу. Никто не хотел первым.

– Дети, совсем еще дети, – сокрушался, поглядывая на них, майор и уже тихо, чтобы никто не услышал, добавил, – и куда мы их посылаем?! Ну, почему мы вынуждены такие девственные создания, нетронутые пороком и грехом, посылать на верную смерть…

В то, что кто-то из них выживет, он мало верил, хотя и очень хотел. Ни одна еще из посланных ими групп, не вернулась. Не вернулась и его дочь, ушедшая с предыдущей группой, хотя уже давно прошли все сроки их возвращения. Сначала первые группы готовили три недели, потом сроки сократили до двух недель, а на подготовку этой группы дали всего неделю. Чему можно было их обучить за неделю? «Необстрелянных, необученных, совсем детей посылаем на верную смерть, – мучился майор, которому приказано было руководить этими курсами, – как можно надеяться на то, что противник не будет брать в счёт детей?»

Они изучали мины, ползали, ходили по азимуту, знали все виды личного оружия, учились стрелять. Стреляли в крышку котелка. Люся попала со второго раза. Её похвалили. Всю группу зачислили в воинскую часть особого назначения. Её личный состав должен был проникать за линию фронта, вести разведку и совершать диверсионные акты, не давать покоя фашистам в тылу. Обучение молодых бойцов велось ускоренно. Через неделю после начала занятий, их одели в гражданскую одежду, снабдили рюкзаками, в которые было уложено все необходимое и отвезли в стрелковую дивизию. Люся вместе с группой своих товарищей получила первое задание – первое «боевое крещение». Шли вечером по железной дороге. Сопровождали их разведчики фронтовой части, показывая дорогу.

В дивизию на линию фронта они пришли утром. До темноты оставались в дивизии и «нюхали порох», как сказал им в напутствие майор. Здесь и увидели, какой он этот фронт. Окопы, обшитые внутри бревнами, штаб – в землянке, столовая в ложбине, сверху покрытая закамуфлированной сеткой под растительность. Их покормили. Как только стемнело, разведчики, идущие на операцию, взяли их с собой и перевели через линию фронта. Переходили под обстрелом, но никого из группы не ранило. Разведка пошла чуть вперед, группа на определенном расстоянии шла следом. Впереди река Нара. На ней маленький мостик. На мостике «кукушка» открыла огонь. Ранило одного из разведчиков. Группа успела прилечь и затаиться. Разведчики сняли «кукушку», и все пошли дальше. Перейдя мостик, углубились в лес. Уже светало. Лес неожиданно окончился, и они увидели впереди множество окопов. В одном из них лежали изрубленные на куски красноармейцы. Девочки побледнели и остановились от неожиданности – они первый раз встретились со смертью.