Книга Встревоженные тугаи - Геннадий Ананьев

– Товарищ майор, степь дымит впереди, – доложил водитель. – Похоже, пал идет. Не повернуть ли к горам, пока не поздно?

– Вижу я. Держи по следу.

След грузовика, хоть не очень отчетливо, но виден. Он отклоняется правей и правей, к реке, и майор начинает понимать замысел нарушителей, когда же увидел дым на горизонте, окончательно убедился в правоте своего предположения. Группа отвода, как теперь майор ее мысленно назвал, спешит к старому руслу. Там, на разливах, запутает следы, пересидит денек-два, а то и побольше в камышовой чащобе, потом попытается прорваться, используя тугаи, за кордон. Степь подожгли, чтобы пограничников, если они станут преследовать, задержать на несколько часов. А там, у конца разливов, если туда путь держать, чабаны. Беззащитные. Никого к ним не послал.

«Просчитался я, – упрекнул себя майор. – Как бы чабаны не пострадали. Спешить нужно. Возвращение к горам много времени отнимет. Только – вперед».

Остановились, чтобы доложить начальнику отряда обстановку и окончательный вывод по поводу намерений нарушителей – вновь вперед. Навстречу палу. Он все ближе и ближе. Теперь уже казалось, дымит вся степь.

– Назад бы нужно, товарищ майор, – снова посоветовал Кильдяшев.

Антонов ничего не ответил. У него уже родилась дерзкая мысль сделать то, о чем как-то на охоте рассказывал ему Дорофей Янголенко. Был тот в степи на коне. А тут пал идет. С ветром. Не выбрался б, если не пустил бы встречного пала.

«Пустим и мы».

Машина, правда, не лошадь, бензин от жары может взорваться, и все же есть необходимость рискнуть.

– Мы так сделаем, – прервал в конце концов молчание Антонов. – Как до пала останется километра три, сами подожжем степь. На выгоревшем месте и пропустим пал мимо себя. Бумаги бы вот только побольше.

Только у троих оказались письма в карманах. Мало. Обшарили еще раз карманы – нет больше ничего. Водитель вспомнил:

– В бардачке газеты есть. Две или три.

Достал Антонов газеты, разорвал на четвертушки и раздал солдатам.

– Спички и зажигалки приготовьте.

Остановились. Ветер бил в лицо. Горячий. Сухой. Пропахший гарью. С клочьями дыма и горячим пеплом. По всей степи, сколько глаз видит, стелется огонь, а впереди него одичало несутся сайгаки, лисы рядом с зайцами и волки. Улепетывают куропатки, не взлетая, опасаясь искр, которые поднимаются пучками и, подхватываемые раскаленным смерчем, крутятся искрящимися воронками. Оглянулся Антонов: горы гигантской многопалой рукой уперлись в степь. Коричневым камнем поблескивают на солнце хребты-пальцы, между ними – зеленые тенистые ущелья. Там иссякнет огонь в сочной траве, остановится у опаханных стогов, остудится в звонких, холодных, как лед, ручьях. Вернуться бы туда, и опасности никакой.

– Поджигай!

Высушенная летним зноем степная трава вспыхнула, как порох. Вскоре огонь слился в одну полосу и, подгоняемый ветром, побежал к горам. Пограничники ждали, чтобы немного остыла выжженная земля, а пал, от которого они намеревались отгородиться этой выжженной землей, все ближе и ближе.

– Давай, Кильдяшев, на выгоревшее, – скомандовал Антонов, щупая ладонью землю, затаптывая дымившиеся еще корневища. И едва увернулся от налетевшего было на него гурана. Рогастого, грозного, видимо, в боях с соперниками, но теперь оторопевшего от соседства с человеком. Что в тот момент творилось в его рогатой башке, как отгадаешь, только он не кинулся сломя голову вперед, за полосой огня, а остановился, гордо вскинув рога. Готовился, видимо, дорого отдать свою жизнь. Солдаты же, начавшие, как и майор Антонов, притаптывать дымившиеся корневища, с улыбкой обходили его, стараясь вроде бы не замечать. И чудо: на выжженную полосу, вбегали гураны и кучились возле рогача, к ним же теснились зайцы, и даже одна рыжая лисица не побоялась людей и пятившегося от кромки несгоревшей травы газика.

А пал уже в паре сотен метров. Смерчи крутят воронки искр, бросают их на сухую траву, и вспыхивает она факелами. Солдаты то и дело вытирают потные лица, а газик пятится и пятится от полосы еще не сгоревшей травы. С ним вместе отступает и спасавшаяся на еще дымившей корневищами полосе степная живность. Даже с полусотни куропаток, пугливо зыркавших своими глазками-пуговками на людей и машину.

– Жарко. Дошвырнет смерч до мотора искры, вспыхнуть он может запросто, – предупредил Кильдяшев. – Подальше бы от машины всем отойти. Один буду тут. Справлюсь, если что.

– Герой… – покачал головой Антонов и подошел к мотору. Кильдяшев рядом встал. С другой стороны зашли ефрейтор Бошаков и рядовой Карандин. И молодые солдаты вслед за ними облепили мотор. Прикрыли его от искр. Только Рублеву места не хватило. Вроде бы вместе со всеми, а все же сбоку, у дверцы. И голову в плечи втянул, съежился, словно палкой на него замахнулись.

Огонь лизнул последние перед выгоревшим участком кустики полыни и ковыля, зачах, зачадил, только справа и слева продолжал пал нестись с шумом и треском, будто стремился догнать тот огонь, который зажгли солдаты, и уничтожить его.

– Ну что? Вперед, Кильдяшев?

– Есть, товарищ майор!

Отвратительный пропахший гарью воздух, жара знатная. Спадет она сразу же, как сядет солнце, но Антонов не торопит светило, о другом думает: успеть бы засветло доехать да начала камышовых разливов. Может, удастся догнать нарушителей. Трудно иначе придется: на разливах следы потеряешь. Это – как пить дать. Спешить нужно. Быстрей. Только не упрекнешь водителя в медленной езде, не поторопишь его, ибо он выжимает из газика все, что может выжать. В то же время смотрит вперед внимательно, чтобы не влететь в копай-город (изрытый норами сусликов участок степи), из которого только тросом придется вытаскивать машину или на руках выносить.

– Все черно. Не сразу различишь копай-город, – вроде бы самому себе говорит Антонов, затем мечтательно добавляет: – Врезались бы нарушители в копай. Славненько было бы.

Усмехнулся, подумав с упреком: «На авось надеешься. Молодец».

Все дальше и дальше от гор бежала машина, скоро балка неглубокая, за ней – бугристый участок километров пять, а там и до старого русла рукой подать. Там начнут попадаться чабанские юрты, и камыш на разливах станет виден.

Спешит газик, поднимая черный пепел, и тянется он за ним длинным-длинным шлейфом. И солнце все ниже и ниже, будто хочет встретиться с сажным шлейфом и укрыться в его черноте.

«Успеем все же до заката, – определяет майор Антонов, – обязательно успеем».

Миновали распадок. На буграх трава не горелая. Видать, от распадка ее и подожгли. И то верно. На буграх трава зеленая, не вдруг ее подпалишь.

Проехали бугры. Вот и первая юрта. Навстречу волкодавы стаей кинулись, намереваются укусить за колеса. Как моськи на слона. Рассмеяться бы, глядя на эту картину, но загорелое лицо майора хмурится, белесые брови сдвинуты. Крикнул на собак:

– Пошли прочь!