Книга Рондо - Александр Липарев

Ольга Владимировна жила вдвоём со старенькой матерью в тесной комнатушке с одним окном, заставленной пережившей свой срок мебелью. Её муж погиб на фронте, а судьба отца, арестованного три года назад, до сегодняшнего дня оставалась неизвестной. До ареста он служил в небольшом издательстве, всегда числился на хорошем счету, в политику не углублялся, то есть читал газеты, но не допускал никаких комментариев. И конечно, всё, что с ним случилось, было страшной ошибкой. О том, что это ошибка, Ольга Владимировна писала в разные инстанции, она добивалась приёма во многих кабинетах, но ничего объяснить или доказать не могла. Её просто не слушали или отговаривались пустыми фразами. Её долгим усилиям сопутствовала упорная безликая неудача. За три года неудача подчинила себе Ольгу Владимировну, изменила её характер, перекроила уклад жизни. Видимо, из-за неё же где-то потерялись друзья и знакомые. Осталась единственная подруга – заполошная, болтливая. Раз в неделю она забегала на минутку, полная натужного сочувствия и бестолковых советов. Ольга Владимировна с нетерпением ждала её прихода, а когда та появлялась, то не могла скрыть болезненного раздражения. Её бесило всё: что кто-то мог радоваться хорошей погоде, интересоваться глупыми мелочами, терять перчатки. У растоптанных и живых нет общих интересов.

Мучительное выискивание самых нужных слов для своих запросов и заявлений на протяжении нескольких лет превратилось для неё в необходимость. Ведя урок, стоя в магазинной очереди или проверяя тетрадки, Ольга Владимировна составляла в уме новые письма или подбирала по-особому короткие и ясные фразы, которые пригодились бы при визите в очередной кабинет. Уставшим краешком сознания она подозревала, что все её потуги безнадёжны, но смириться с этим не могла и бесконечно верила во «вдруг», в чудо. В приёмной на Кузнецком Мосту, куда она обращалась не раз, женщины, стоявшие в очереди к окошку, просто и ясно растолковали ей порядок поиска пропавшего человека. Умершими голосами они ей объяснили, что её метания по инстанциям – пустая, бесполезная трата времени, сочинение писем и запросов тоже ничего не даст. Но она не хотела верить этим женщинам, считая, что, если не писать, не обращаться, куда только можно, то обязательно случится непоправимое. Под неуклюжее по складам: «Ма-ма мы-ла Ми-лу» планировалась сеть новых запросов. Но когда, казалось, уже найдены самые верные выражения, появлялся этот посторонний шум. Стоило только чуть отвлечься на него, как новая, с таким трудом выстроенная конструкция, рушилась.

Однажды, в самом конце урока Ольга Владимировна, отложив в сторону журнал с отметками, стала говорить о том, что в классе надо выбрать старосту и трёх санитаров, которые будут каждый день проверять у своих товарищей чистоту рук и ушей. Митя кое-что в выборах смыслил. Он вместе с мамой и бабушкой ходил на выборы в специальное место, и там ему разрешали опускать бумажку в прорезь большого ящика. И сейчас тоже надо будет опустить бумажку. Вот только лакированного ящика нигде не было видно. Многие из его однокашников оказались более смышлёными, им дело представлялось куда серьёзней. Всё ясно: кого выберут, тот станет самым главным. Старостой или санитаром хотели стать почти все. Но как выбирают старосту и санитаров, никто не знал. Все ждали, что скажет Ольга Владимировна, а она в это время вела речь о Мише Реброве, лучшем ученике в классе. А после она сказала:

– Кто за Мишу Реброва, поднимите руку.

Одни подняли, потому что велела учительница, другие – в надежде, что в награду за усердно задранную кверху ладонь что-нибудь перепадёт и им, а третьи подняли вслед за всеми. Таким же образом выбрали и ответственных за чистоту ушей. Прозвенел звонок, собрание окончилось, и на лицах избирателей стало появляться растерянное недоумение. Каждый заподозрил, что его обманули. Несмотря на то, что делал всё, как требовала Ольга Владимировна, ничего не изменилось: кем он был, тем и остался. Митя не понял, – а почему Мишка? Ну, хотя, его-то – ладно, а вот санитары?.. Нет, это не настоящие выборы. И осталось у него слабое неприятное чувство как будто над ним посмеялись и чего-то отобрали. Впрочем, его разочарование длилось недолго, но кое-кто из ребят, впервые столкнувшись с несправедливостью в важном деле, затаили едкую обиду неизвестно на кого.

После собрания отношение к Мишке не изменилось. С самого начала он находился как бы в стороне от остальных. Кроме того, что Мишкины внимательность, аккуратность, безупречное поведение и россыпи пятёрок в тетрадках регулярно приводились в пример всему классу, его отличали какие-то, почти взрослые, чёрточки: многозначительная сдержанность, знающий взгляд, неторопливые, едва ли не величественные, движения. Искорки детской непосредственности из этого человечка вырывались крайне редко. Существовала невидимая стенка, отгородившая его от сверстников – он никогда не участвовал в их возне, и его никто не задевал, он не рассказывал глупых анекдотов и не хвастал победами в драках.

Отец Миши Реброва занимал высокий партийный пост. Ну, может быть, всё-таки не совсем такой высокий, как того хотелось Мишиной маме, но в тех случаях, когда реальность не соответствовала её запросам, она умела мысленно подправить реальность, привести её к нужному масштабу и потом искренне верила в получившуюся фантазию. Поэтому дома считалось, что у Миши Реброва отец очень большой партийный человек. Это мнение пробралось и в школу. Дома Мишин папа бывал мало. Как он сам говорил, его задача – находиться всегда под рукой. Он часто работал по ночам. Домой папа приходил всегда гладко и аккуратно причёсанный, но от усталости похожий на спущенный воздушный шарик. Он немножко тискал Мишу, чмокал его в щёку и шёл отдыхать. Мама сразу переставала говорить по телефону, и все звуки в квартире скукоживались до полушёпота. Домработница Зина, ссутулившись, семенила испуганным топотком из комнаты в комнату, выполняя ворох неожиданно свалившихся поручений. А няня уводила ребёнка в детскую и велела не шуметь. Мишу воспитывала и учила уму-разуму мама. Она не раз объясняла ему, что их семья отличается от других:

– Папа трудится для людей. Он занимается непростым делом и решает очень сложные задачи. Ты сам видишь, как он редко бывает дома и всегда приходит усталый. И чтобы хоть немножечко облегчить его работу, ему предоставили то, чего, может быть, не имеют многие другие: квартиру, дачу, машину. А раз он наш папа, то этим пользуемся и мы. Люди, которые всего этого не имеют, не понимают, за что это нам дано. Они могут позавидовать.

– Другие люди хуже, чем папа?

– Нет, другие не хуже, – держа двумя руками отвороты своего халата, осторожно убеждала мама. Халат был стиранный-перестиранный и непонятного цвета, но Миша знал, как красиво может принарядиться мама на выход. – Но строить дома, лечить людей или даже управлять шагающим экскаватором можно научить кого угодно. А папину работу не каждый сможет выполнить. Она очень-очень ответственная. Я тебе советую: не рассказывай, как мы живём и какие у тебя игрушки. И лучше не заводи друзей в школе. У тебя есть товарищи по даче – Веничка и Кеша.

И маленький Миша мужественно справлялся с тяжёлой долей сына ответственного работника. Оказавшись старостой класса, он не стал задаваться. Что должен делать староста, он не знал, и ему никто ничего не объяснил. Сам же он не проявлял инициативы. И все были довольны – и Мишина мама, потому что выделили её сына; и все ребята, потому что староста ничего не требовал и носа не задирал; и Ольга Владимировна, потому что ответственный партработник, безусловно, поймёт, какова роль классной руководительницы в этих первых в жизни его сына выборах, и может быть… Принципы, выработанные за многие годы работы, не позволяли ей самой обращаться с личными просьбами к отцу своего ученика.