Книга Хазарская охота - Арина Веста

Огонек масляной лампы задрожал, хотя в комнату не проникало и малого сквозняка снаружи, Бен-Шаддай отложил перо и подул на пергамент.

Где-то далеко за городской стеной перекликались петухи и сонно лаяли собаки. На рассвете Бен-Шаддай собирался покинуть Киев-Саббатай с партией рабов. Тысяча человек была куплена им на княжьем подворье, это были проданные за долги данники и пленники славянской крови, захваченные княжьей дружиной в усмирительных походах.

«Ты хорошо знаешь наш товар, – вновь заскрипело перо в неутомимой руке Бен-Шаддая, – у нас принято называть его гоим – скот, и нет никого в этой земле, кто бы действовал успешнее нас…»

И это не было пустой похвальбой. Больше двух столетий многочисленный клан Шаддаев держал цепь факторий и гаваней вдоль Припяти, Десны, Днепра, Дона, и Рас-реки. Там партии славян, текущих с севера, пополнялись за счет добычи кочевников. Гузы, угры и печенеги оспаривали друг у друга это прибыльное дело. Да и прежний хазарский царь Вениамин поспешил построить каменные крепости вдоль внешних берегов Донца и Дона, откуда хазары каждый год опустошали славянские села.

«Но ныне не имеем мы прежней доли в торговле нашим товаром … – вздохнув, продолжил Бен-Шаддай. – Множество русов устремилось по нашим стопам, оставляя нам роль перекупщиков. Хуже того: купцы русов, воистину бесчестные люди, они совокупляются с молодыми девственными рабынями, а после продают нам испорченный товар. У ворот Хамлижа и Царь-града они громко исповедают себя акумами-христианами, чтобы избежать высоких пошлин, положенных для язычников. Эти гнусные варвары продают нам своих братьев и сестер, говоря при этом, почему мы должны отказывать себе в наживе? Воистину звери лесные милосерднее их!

Тем временем авадот зора,[6] поклонники Распятого, приносят нам все больше беспокойства. В Саббатае они богаты и влиятельны, и уже Ольга, княгиня этого дикого и необузданного племени, тайно слушает проповедников Распятого…»

В конце письма Бен-Шаддай привел длинный список цен на рынке в Саббатае и усталый, но довольный запечатал пергамент, собственноручно облил его горячим воском и спрятал в тайник.

Пристань уже проснулась, тревожно блеяли овцы, погонщики загоняли их на корабли, как живой провиант, щелкали бичи, покрикивали хазары-надсмотрщики, пересчитывая «товар» по головам. Толпа пленников стояла на коленях на дощатом помосте, измазанным жидким навозом и рыбьей чешуей. Безнадежно голосили связанные попарно женщины. Их лица были грязны, а одежды разорваны. У многих мужчин был выколот правый глаз. Это были воины, захваченные в плен, во время усобиц.

Лишенные глаза, они больше не могли стрелять из лука, но годились вращать мельничные жернова, месить ногами глину пополам с тростником или носить воду для полива полей и виноградников.

При виде Бен-Шаддая надсмотрщики усерднее заработали бичами, а рабы, наоборот, – испуганно смолкли.

Бен-Шаддай приказал отделить от толпы красивых отроков и юниц, во время пути их следовало сытно кормить, чтобы подороже продать в гаремы, где по восточной традиции из отроков сделают евнухов, а «белей», девочек, не достигших возраста первых месячных, отдадут в наложницы.

Брезгливо морщась, Бен-Шаддай осмотрел и ощупал женщин. Всякий раз, сколачивая партию, он заранее отбирал «подарки» старейшинам торговых общин по всему пути следования, но на этот раз все пленницы были худы и измученны.

О, нет, Бен-Шаддай не был от природы жесток или кровожаден. Он с большей радостью торговал бы шелком, благовониями или изысканными пряностями, а не этим шумным и неблагодарным стадом. Его тонкий нюх страдал от вони нечистот стекающих с помоста в реку, но ничего не поделаешь: рабы – единственное, чем была подлинно богата эта страна с жестокими правителями и коварным климатом. И даже заносчивая Ольга платила дань хазарскому царю своими подданными.

Закончив осмотр, Бен-Шаддай приказал грузить «скот». На палубе пленников сбили плотнее, и они скорбно застыли, глядя на уходящий берег. Мерно плескали волны и наперебой стучали топоры в Почайне. Там готовили княжьи ладьи для дальнего похода. Глашатаи выкликали на пристани опытных кормщиков, знающих пути через пороги, вдоль берега Понта и Сурожи. То готовила княгиня Ольга посольство в Царьград.

Свиток второй

Княжее крещение

Один вопрос тревожит,

Но каверзный вопрос:

«Какой нам бог поможет –

Перун или Христос?»

М. Струкова

Май 957 года

Споро бегут днепровские воды. Майский ветер толкает флотилию к Вотичеву. Шелковые паруса украшены ликами Солнца и княжими знаками. Впереди на белых стругах, увешанных алыми щитами, плывут лепшие Ольгины дружинники. На Красной ладье воздвигнут шатер от солнца, там устроены покои, ибо княгиня уже в летах маститых, и трудно переносит жару и качку.

На острове Березань переоснастили ладьи для морского плаванья. В три дня посольство прошло путь от Эдессы до Царьграда и с попутным ветром вошло в бухту Суд. В то время пала на город великая жара. На солнце позеленела и загнила вода в Суде и великим зловонием окутала флотилию. День за днем терпели русы от промедления греков. Так мстили ромеи за «Олегов щит», прибитый к Златым Воротам Города Царей. Но минул грозный час северных мечей, и стихла слава Хельги Мурманца, прозванного Вещим и Ингвара Безрассудного, отбросившего хазарские разъезды далеко за Дон. Вместе с Ольгою вдовела Русь. А сыновья ее – Святослав и Улеб – еще безусы и не могут водить войско. Год за годом платит Русь позорную дань «кровью», и даже русское слово «отрок» у хазарских купцов означает «раб».

Сорок дней стояло в Суде княжее посольство, и с каждым днем рос гнев Ольги, но тайная цель, как плод, зреющий под сердцем, звала к терпению. Русская княгиня ждала помощи от Византии в борьбе с хазарами и многим была готова поступиться ради Русского царства Великого.

Но на исходе сорокового дня стояния в Суде приказала Ольга наутро поднимать паруса. Прознали про то греки, приносящие на корабли пищу и воду, и решили, что достаточно поучили русов смирению. И на рассвете следующего дня сотни воинов-ромеев вошли в воду и на руках вынесли ладью с величаво сидящей княгиней.

Русских бояр, мужей нарочитых, согласно правилу разоружили у северных «Варварских ворот». Верно сказано: нет у Руси вернее друга, чем кованый меч харалужный, и напрасно заглядывает она в лукавые византийские очи.

Первыми шли за княгиней боярыни: жены и дочери знатных семей. Кто-то с опаской, а многие дерзко следили за византийским порядком. Следом ступали мужи. Был среди русов посадник Гюрята, родом из новгородцев упрямых, буйно кричащих на вече и палками бьющих кумиров.

Впервые шел именитый посадник в самом хвосте у посольства, за бабьею свитой. Мрачно озирался по сторонам старый воин, помнивший все Игоревы сечи. Шел осторожно, словно попал в западню, и привычно искала рука литой крыж меча.