Книга Место, которое есть - Заур Караев

Когда мы наконец покончили с процедурой, оберегающей мой организм от голодной смерти, Ипполит начал говорить следующее:

— Помнишь, я тебе вчера вечером говорил об одном деле?

— Да, не забыл. И, признаюсь тебе, я полон энтузиазма.

— Он тебе понадобится, впрочем, это рвение — вечный твой спутник. — доктор добродушно улыбнулся и дал мне этим понять, что слова его стоит расценивать как похвалу. — Ладно, пора к делу. Знаешь ли, дорогой друг, существует один очень интересный недуг, носящий название болезнь Кройцфельдта-Якоба. Неизлечимое заболевание, ведущее со временем к полной умственной деградации. Раньше эта болезнь встречалась крайне редко, а сегодня и того реже. В общем, тебе нужно найти женщину с таким вот диагнозом.

— Это в моих силах, я думаю. Не в первый же раз мне приходится занимать чем-то подобным.

— Да, да, Ид. Однако я еще не все объяснил тебе. Нам нужна не просто способная родить женщина с данным заболевание, нам нужна представительница рода человеческого, которой по наследству досталась болезнь Кройцфельдта-Якоба.

— Я, конечно, не семи пядей во лбу, но разве сегодня не все заболевания носят наследственный характер? — я усмехнулся.

— Ид! — вдруг как-то злобно выкрикнул мое имя доктор — Слушай меня внимательно, и не пытайся говорить о том, чего не знаешь! Ты должен отыскать среди той ничтожной горстки носителей этого заболевания именно ту женщину, у которой с рождения имеется эта дрянь! Понимаешь ты или нет?!

— Да, да, ты успокойся только, а то так диалога не построишь, — отреагировал я, будучи несколько возмущенным этими несправедливыми нападками на мою персону.

— Я бы, конечно, — доктор, по всей видимости не расслышав в моем ответе призыва к примирению, все еще продолжал говорить гневно, — мог рассказать тебе пару лекций о прионах, коровьем бешенстве и о различиях вариаций болезни Кройцфельдта-Якоба, но это будет всего лишь бесполезной тратой времени, которого и так с каждой секундой становится меньше! Почему ты, несмотря на то, что имеешь четкие указания и обладаешь пониманием важности нашего предприятия, стоишь сейчас здесь и морочишь мне мозги?! Это, по-твоему, путь к успеху? Неужели ты такой идиот?!

— Успокойся, Ипполит! — произнес я повышенным тоном, пытаясь донести до собеседника мысль о том, что пора бы прекратить перепалку. — Ты сам сейчас тратишь попусту называемое тобой драгоценным время. Я сказал тебе, что все понял. Теперь же давай перейдем к делу. Или ты предпочтешь этому усугубление конфликта?

— Ладно! — тоном палача, пощадившего свою жертву, отвечал ученый, однако мне легко было догадаться, что он сдался, а такую интонацию выдавил из себя только ради красиво отступления. С этой его чертой я был хорошо знаком — Ипполит, встречаясь с легкой агрессией, всегда трусил, таким образом получается, что в руках у меня имелся действенный способ усмирения разбушевавшегося ученого. Не знаю, может, дело в природной боязливости этого человека, а может быть доктор ведет так себя только со мной? Ведь как-никак он очень сильно зависит от меня — я даю ему кров, предоставляю нужное количество финансов и организовываю покупку необходимого оборудования. Конечно, и я завишу от него — в голове этого несомненно гениального биолога-генетика (Бог весть, как его еще можно назвать) хранятся знания, способные изменить весь ход истории человечества. Взаимозависимость, получается, существует, вопрос только в том, кто в ком более нуждается? Обошелся бы я без Ипполита? Думаю, что да, не так уж и пугает меня то, что планета Земля еще тысячелетия будет заселена практически только уродами, подобными мне. Чего тут плохого? Постепенная деградация — естественная вещь, и не важно кто является инициаторам движения по нисходящей. Говорят же, что когда-то человек жил в идеальном месте, называемом Раем, но натура его, склонная к тому, что бы быть «искушенной», восстала и сама отдалась в объятия грехопадения. Рай заменила Земля. Говорят, что на этой планете поначалу тоже все было хорошо, но потом какой-то отчаянный завистник решил окропить ее чужой кровью… Эту цепочку можно продолжать бесконечно, правда же? Получается, что деградация человека — есть ничто иное, как одно из главных его стремлений. Ну, вот мы, следуя этому своему чувству, и получили, что имеем. Зачем же жаловаться тогда? Однако, так я думаю далеко не всегда — это лишь здравомыслие, которое так редко бывает главным руководством для обладающих разумом. Я вот, например, плюю на это полезное качество и предпочитаю быть марионеткой в руках другого, того, что заставляет меня красть женщин и делать из них объекты опытов. Не знаю какова его природа: быть может это тщеславие — разве неприятно думать о том, что когда-то тебя будут величать отцом начала нового человечества, а может это и в самом деле какое-то благородство. Плевать! Я же знаю, что так может продолжаться только до тех пора, пока рядом со мной Ипполит, если станет иначе — тщеславие или его прекрасная альтернатива замолчат, и слово перейдет к инстинкту самосохранения и желанию комфорта. А вот мой дорогой ученый, пока ему удается сохранять целой шкуру, никогда не сможет отступить, потому что эта работа и есть вся его жизнь. И я ему нужен, чтобы он мог жить! Наши отношения — эдакий симбиоз с легким уклоном в сторону паразитизма.

Несмотря на то, что примирение было достигнуто, я выходил из лаборатории в подавленно настроении. Всякий раз, когда доктор поручает мне очередное задание, на меня находит жуткое чувство, действующее на тело подобно лени, только вот инициатором в данном случае служит скорее всего жалость. Я представляю, как буду изворачиваться, чтобы выкрасть ту или иную особу, представляю, как она будет кричать и плакать, когда в голову ее ворвется сознание всей безвыходности положения, и еще много чего представляю. Но все эти образы, сообщающие мне о неизбежном, но все еще не свершенном, заставляют меня грустить, ибо мне по-настоящему жалко этих женщин.

Как-то раз я украл молодую девушку с синдромом Дауна. Особых трудностей в процессе похищения не было — мне пришлось всего лишь припарковать автомобиль на одном из малолюдных участков пути, по которому эта девушка каждый день ходила с завода домой (для своих целей я использую автомобиль Ипполита, который ему достался в годы его преданной службы во благо государства на поприщах науки физики). Насильственных действий предпринимать не пришлось: я всего-навсего окликнул ее и поманил пальцем, и через десять секунд она была уже внутри машины. Мне оставалась лишь тронуться и поехать в нужном направлении. Пленница сидела смирно и ничего не говорила, но когда мы проехали, по всей видимости, мимо ее жилища, она поинтересовалась, куда ее уносит везет незнакомец. Я, предусмотрительно заперев двери и приготовив на всякий случай шприц с тем усыпляющий раствором, коим меня так щедро снабжает Ипполит, честно ответил, что конечным пунктом нашей поездки является мой двор. Девушка не спросила о причинах столь странного изменения ее повседневного графика, зато сказала следующее:

— А когда я увижу маму?

— Не знаю. — ответил я, чувствуя что-то неприятное.

— Через час?

— Нет. Думаю, что не очень скоро. У нас с тобой есть общие дела. Ты очень важна. Ты — избранная, — пытался хоть как-то утешить ее я, говоря при этом, в принципе, правду. После моего ответа она ударилась в слезы, которым сопутствовали лишь тихие всхлипывания. Через время к ее стенаниям добавились следующие многократно повторявшиеся слова: «Плохо! Очень плохо!» Она говорила все это таким жалобным голосом, что от каждого издаваемого ею звука мое сердце содрогалось. Пытаясь отвлечь себя от становившегося все более настойчивым сострадательного шепота в моей голове, я спросил украденную девушку, что же ей кажется плохим. Поначалу мне не удавалось получить ответа, потому как всякое обращение игнорировалось, но спустя пару минут жертва слегка успокоилась и посмотрела недоверчиво в мои глаза. Не знаю, что она хотела найти там, но через мгновенье пред лицом моим оказался протянутый ее рукой листок, сложенный пополам. Я принял это послание, но ознакомляться с ним мне не хотелось — зашкаливавшее тогда во мне сентиментальность в случае дополнительного стимулирования могла заставить совершить меня роковую ошибку. Поэтому-то я и не решался разворачивать листок до тех пор, пока мы не заехали во двор моего дома.