Книга Государева охота - Елена Арсеньева

Данька еще прежде обратил внимание, что его невольныйсотоварищ по несчастью то и дело, надо или не надо, произносит имя Божие.Сказано в Писании: «Не поминай Господа всуе!», тому же и матушка Данькинавсегда учила своих детей, а отец присовокуплял, что лишь монашеской братиипристало то и дело божиться, ибо они и есть слуги Божий. Неужели этот иноземец— монах? В таком разе понятно, что он имел в виду, говоря о своих обетах. Ежелиу белого духовенства есть дозволение на брак, то черное дозволения такого неимеет. А в иноземщине, сказывают, и вовсе никому из монашеского сословия недозволяется ни жениться, ни любодействовать с бабами. А ведь эта, как ее, девка-спасительницахотела что от него, что от Даньки именно любодейства, это было понятно дажеДаньке при всей его молодости. Хоть у него ни в жизнь не было ни с кем ничеготакого, даже поцелуев, однако же земля слухом полнится, и кое-что об отношенияхмужчин и женщин Данька успел узнать. Говорят, умелая и горячая бабенка можетсоблазнить любого мужика, будь он хоть трижды монах. Знать, эта девка была либонегорячая, либо неумелая. Да и вообще, кто на такую немытую польститься может?Данька вспомнил застарелый запах ее пота — и брезгливо передернулся. А какмерзко шарили ее руки по его телу...

— Не трепыхайтесь, умоляю вас, сеньор, — проворчалза его спиной дон Хорхе. — Победа уже близка... О нет, нет!..

В голосе его зазвучал такой ужас, что Данька резко обернулся.Дверца в балаган была распахнута, и в первых рассветных лучах, уже окрасившихнебо, отчетливо вырисовывалась женская фигура. Она стояла, уперши руки в боки,и заглядывала в балаган.

Ноябрь 1727 года

Из донесений герцога де Лириа архиепископу Амиде. Конфиденциально:

"В Московии ничего не может быть интереснее новости опадении Меншикова, потому что этот князь был единственный человек, которыйподдерживал правила покойных царя и царицы. С его падением, нужно опасаться,московиты захотят поставить свое правительство на старую ногу, увезут царя вМоскву. Да, нужно опасаться, чтобы деньги наши не заставили царя навсегдапоселиться в прежней столице. Тогда бы я не дал и четырех плевков за наш сМосковией союз, пускай себе тогда царь возится с персами и татарами: ведьгосударствам Европы тогда он не сможет сделать ни добра, ни зла. Флот иторговля без присмотра погибнут, старые московиты, считая за правило держаться,как можно дальше от иностранцев, поселятся в Москве, и вследствие этогоМосковская монархия возвратится к своему прежнему варварству.

Несчастие Меншикова приписывают прежде всего интригам князейКуракина, Голицына и Долгоруких, открытых врагов Меншикова, которого властьдостигла до такой высоты, что можно было опасаться всего от его честолюбия. Ноприбавлю еще одно обстоятельство, которое, несомненно, содействовала падениювременщика: это деньги Англии. Единственное средство отдалить Московию отВенского союза — это было погубить Меншикова, самого усердного союзникаавстрийского императора, и я не сомневаюсь, что для этого англичане употребиливсевозможные усилия.

Здесь говорят, находятся причины отрубить Меншикову десятьголов, если бы он их имел! Мне было бы любопытно установить, кто именно являлсяосуществителем подземных ков [7] англичан относительно свержения светлейшегокнязя, но пока затрудняюсь определить это лицо. Долгорукие ненавидятиностранцев, кроме того, среди них есть несколько человек, принявших истиннуюкатолическую веру, они не станут якшаться с протестантами. Принцесса Елизавета,младшая дочь Петра Первого, настолько глупа и развратна, что от нее труднождать каких-то серьезных политических интриг. Вице-канцлер Остерман... вличности этого человека я еще не успел разобраться, хотя, говорят, он былистинным врагом Меншикова.

Впрочем, сейчас меня заботит другое: успею ли я донаступления нового года удостоиться аудиенции у русского царя и как сложатсянаши отношения?

В ожидании этого я свел знакомство с рекомендованным вамичеловеком — князем Василием Долгоруким. Их, впрочем, два — оба с теми жеименами и фамилиями, различаются они лишь тем, что русские называют«отчеством». Я веду речь не о фельдмаршале Василии Васильевиче, а о ВасилииЛукиче.

Он только недавно вернулся из Парижа, где обрел людей,близких по духу: докторов богословия из Сорбонны, отцов-иезуитов. В частности,он сдружился с аббатом Жюбе. Сейчас аббат в Амстердаме — с княгиней ИринойДолгорукой, урожденной Голицыной, и ее детьми, в воспитатели которых определен.Ирина недавно приняла католическую веру, намеревалась перекрестить и детейсвоих. Уговаривает она сделать это и князя Василия, но тот пока не решается.Впрочем, не сомневаюсь, что рано или поздно это произойдет. Симпатии князявсецело с нами, хотя в России многие благосклонно внимают вестям о некоем новомордене, который зародился в Англии, но расползся по протестантским странам спроворством тараканихи, которая мечется туда-сюда, кругом рассыпая потомство.Этот новый орден с поразительным упорством строит здание своего благополучия...

Вы понимаете, что я веду речь о наших врагах масонах, такназываемых вольных каменщиках! [8] Я не склонен недооценивать их опасность.Сила этого ордена в том, что он не вполне протестантский. Не католический, непротестантский, не православный. И в тоже время войти в него может человек любойверы — кроме иудеев, понятное дело. Однако выкрестов не гонят. Масоны стоят надузкими религиозными рамками, они вещают о братстве всех людей, пришедших в иххрам. По словам князя Долгорукого, его друг аббат Жюбе, как и все мы, иезуиты,очень опасается разрушающего влияния масонов на человеческое сознание. Оннастоятельно просил Долгорукого внимательно присматриваться ко всем вновьприбывающим в столицу, ко всем представляемым ко двору иностранцам, чтобывовремя разъяснить личность, засланную в Россию масонами. Что такие людипоявятся здесь в самом скором времени, я тоже не сомневаюсь".

Август 1729 года

— Чего задумали? — косноязычно выговорила«русалка», словно не веря своим глазам. — Бежа-ать? От меня небось неубежите!

И, запрокинув голову, она разразилась таким злобным, такимстрашным смехом, поистине нечеловеческим, более напоминающим уханье филина, чтоДанька понял, похолодев: да ведь девка безумна! Ну, можно было раньшедогадаться, что ее пугающее распутство объяснимо только убогостью ума.

Мысли промелькнули в одно мгновение, потом думать сталокак-то некогда. Несмотря на убогость, девка оказалась крайне приметлива исообразительна. Она мигом постигла намерения пленников и ринулась на них стакой яростью, что Данька даже зажмурился, не в силах ничего поделать, потомучто руки его все еще оставались связаны.