Книга Женщина-ветер - Анна Данилова

Он стоял ко мне спиной, глядя в окно, за которым потемнело от приближающейся грозы. Даже стекла окон стали лиловыми, толстыми…

Пошел дождь, и Марк стоял и смотрел, как крупные капли стекают по стеклам. Возникла пауза, во время которой я многое успела передумать. Во-первых, я решила для себя никогда больше не быть с мужчиной настолько откровенной, как сейчас. Не пристало улитке покидать свой дом. Так же и с людьми. Но и просить прощения второй раз за день я тоже не могла… Марк, нерешительный Марк продолжал стоять спиной ко мне, и я с любовью разглядывала его гладкую спину, стройные, поросшие темной кудрявой шерстью ноги. Раздумывал ли он над тем, стоит ли ему раскрывать мне свою мужскую тайну или нет? И как я отнесусь к тому, если вдруг узнаю, что он спал со своей соседкой (как, к примеру, Беатрисс) или коллегой по работе?

Он, словно придя в себя, вдруг резко повернулся и, увидев меня, закрыл ладонями лицо.

– Неужели ты здесь? У меня? – Он весь прямо светился радостью.

– Марк, я задала тебе вопрос… – Эти слова вырвались помимо моей воли. Словно кто-то внутри меня захотел быть последовательным и узнать все до конца.

– У меня никого не было, если ты об этом… Какой смысл тогда мне было встречаться с тобой?

А какой ответ я ожидала еще услышать?

Он, внезапно вдруг застыдившись своей наготы, оделся и проводил меня в ванную.

– Можно, я посижу на краешке ванны, посмотрю, как ты моешься?

Я снисходительно позволила. Знала, что стану его женой, что с этого дня все буду делать в присутствии Марка, и меня это, как ни странно, не напрягало. Напротив, я вдруг поняла, что радуюсь тому, что теперь никогда не буду одна, что моя жизнь обретет новый смысл и я рожу Марку детей.

Глава 7

Пока шло следствие, я сидела в камере и ждала, что меня вот-вот освободят. На ноже не было отпечатков моих пальцев, наверно, это запуганная до смерти Беатрисс подняла его с пола и сунула мне в карман куртки. Знала, что я выкручусь, что меня, наконец, спасет Марк. А кто бы спас ее, если бы она призналась в том, что убила Захара? Да никто. Захар был слишком заметной и положительной во всех отношениях фигурой, чтобы предположить ту степень семейного скандала, которая допускает поножовщину. Если бы Беатрисс застала его, к примеру, с любовницей и убила обоих, ее бы, может, и оправдали. Но Захар лежал в спальне на полу одетый, как если бы он только что вернулся с работы. Людмила Рожкова обеспечила своей подруге железное (пропитанное запахом молочной отрыжки) алиби. Кому понадобилось убивать Захара?

– Это правда, что вы были любовницей Захара Пожарова?

Очередной допрос. Очередные скучные, бесплодные вопросы.

– Нет, я никогда не была любовницей гражданина Пожарова. Берта – моя лучшая подруга…

– Подумаешь, подруга… Да я сколько угодно знаю таких случаев, когда мужья лучших подруг…

– Меня не интересуют эти ваши истории. Мы были друзьями. К тому же у меня есть любимый человек.

– Адвокат. Понятно. Это мы знаем.

– Может, отпустите? Ну что я вам такого сделала? Захара не убивала, нож мне подкинули…

– Вы шутите, что ли?

Мне казалось, что такие допросы можно вести годами, десятилетиями, веками. Мне не в чем было признаваться, а у следователя иссякли вопросы. Марк уже махнул на меня рукой, понимая, что я все равно буду до последнего покрывать Беатрисс.

– Почему ты это делаешь? – спросил он меня еще в самом начале, когда следователь отлучился и у нас была возможность переброситься парой фраз без свидетелей. – Думаешь, это она?

– А кто еще, Марк? Думаю, что она была не в себе, произошла ссора… У нее в последнее время нервы шалили…

– Это правда, что у нее был любовник?

– Понятия не имею.

– Да разве ты скажешь, – усмехнулся он, понимая всю бесполезность подобных вопросов. – Но если это она, значит, была причина. Я бы мог ее защищать.

– Нет, Марк, не мог. Захар слишком положительная фигура, чтобы его можно было в чем-то заподозрить.

– Но в твоей куртке, между прочим, нашли нож!

– Ничего, я выкручусь.

– Вы с ней, случаем, не любовницы?

Он сказал это со зла, не зная, что бы еще такое сказать, чтобы привести меня в чувство.

– Понимаешь, для убийства нужен мотив, причина, а у меня всего этого нет. Я вообще нейтральный человек. – Я, все еще не чувствуя реальной опасности, продолжала стоять на своем.

– Это тебе так кажется. Захар любил тебя, между прочим…

Мне стало не по себе. Захар убит, и услышать от Марка о том, что Захар любил меня, было все равно что получить подарок с того света.

– Откуда тебе это известно?

– Он сам говорил мне. Да это и так было видно. Особенно мне… Он как-то спросил, почему мы до сих пор не женаты, и знаешь, я не знал, что ему ответить… Тогда он мне сказал такую фразу: «Старик, смотри, потеряешь Изабеллу…»

– Неправда, он всегда любил Беатрисс… – вспыхнула я.

– Их не поймешь… Люблю – не люблю… Но ты снова ушла от ответа. Почему ты не хочешь рассказать следователю правду?

– Беатрисс дадут большой срок, и всю свою молодость она проведет в тюрьме. Она не выдержит там и дня. Она погибнет. Я ее знаю. Она изнеженна, она создана для другой жизни.

– А ты, конечно, создана для нар, баланды и прочей мерзости, да? А обо мне ты подумала?

Нет, не подумала. Говорю же, я до последнего момента, до оглашения приговора была уверена, что меня оправдают и выпустят. Но вместо этого влепили семь лет женской исправительной колонии строгого режима. Мне, мне!!! Это было чудовищно. Помнится, я кричала что-то о Захаре, о том, что он был моим лучшим другом…

Сквозь пеструю муть присутствующих в зале суда выделялась яркая брюнетка в черном. Беатрисс даже на судебные заседания ходила одетая с иголочки, а губы ее горели пунцовыми вишнями. Я знаю, что она смотрела только на меня. Что она чувствовала, когда видела мое бледное лицо с воспаленными от недосыпания глазами? Просила у меня прощения или просила у меня помощи? Все слова, слова…

Она продолжала жить в своей комфортабельной квартире, принимать по утрам душ, намыливаясь душистым мылом, пила на завтрак дорогой кофе, обедала в ресторанах, поскольку готовить теперь было не для кого… А я в это время пыталась научиться жить в нечеловеческих условиях женской колонии… Почему она ни разу не пришла ко мне? Боялась, что разрыдается и выдаст себя? Скорее всего, именно так.

Я, много лет знавшая Беатрисс, не хотела, не могла назвать вещи своими именами, так, как это сделал бы на моем месте любой другой человек. Пусть даже и Марк. Подлость моей подруги я оправдывала ее шоковым состоянием, трусость – страхом, вернее, одним из тех страхов, которые поселились в Беатрисс еще при рождении, желание украсть у меня мужчину – желанием быть похожей на меня, иметь все, что имею я…