Книга А я леплю горбатого - Светлана Алешина

— Ольга Юрьевна, я вот подумал про находку Виктора… — показался из-за двери Кряжимский, который, похоже, только что обнаружил мое отсутствие в кабинете. — Может быть, сам Владимирцев расчесался перед тем, как принять душ?

Я задумалась: мы как-то сразу свыклись с мыслью, что найденные Виктором в ванной черные волосы — неоспоримая улика, которая поможет нам обнаружить след преступления и вычислить кого-нибудь. Но врач же определил причину смерти — «сердечный приступ»…

— Исключено, — вдруг прервала Маринка мои умозаключения, начинающие выстраиваться в логическом порядке. — Убитый был блондином.

«Ничего себе!» — вздрогнула я, как от выстрела, и, обернувшись к ней, спросила:

— И как ты об этом догадалась?

— Так ведь по всей квартире фотографии развешаны этой Инги с каким-то мужчиной. Ясное дело, с чужим дядей никто не будет так часто сниматься, тем более обвешивать его изображениями стены собственного дома, — с удовольствием объяснила мне наблюдательная секретарша.

Логика была железная: я и сама заметила обилие фотографий, но воедино это все как-то не связала.

— Выходит, Виктор действительно нашел улику, — подвел итог Кряжимский. — Но это не значит, что в квартире Владимирцевых на самом деле был убийца, спровоцировавший сердечный приступ. Может быть, просто к нему в отсутствие жены приходила.., хм, женщина. Потом ушла, он закрыл дверь и спокойно пошел в ванную, где, собственно говоря, и произошла трагедия.

Честно говоря, пока никакой женщины-брюнетки, кроме Елены Кавериной, я не знала. "Она красива, умна, легко вхожа в дом… — строила я свои рассуждения, но вдруг осеклась:

— Это уже из репертуара Виктора. Что ж теперь, если она красивая, так обязательно — убийца, хотя бы потенциальная, на основе одной-единственной косвенной улики?"

Хм, что-то слишком часто в последнее время в моей жизни находил отражение пресловутый закон Мебиуса, со странной постоянностью возвращающий меня на то же самое место, откуда я старалась уйти. Едва я пыталась отступить от шаблона, искусственно навязанного нашим фотографом, как подсознательно отрабатывала этот вариант развития действия снова и снова. Нет, такой поворот дела допустить было просто нельзя, поэтому я решила переключиться на что-нибудь другое.

— Скажи, ты специально вылил на себя горячий кофе, чтобы только попасть в ванную?

Виктор в ответ неопределенно пожал плечами. Из этого жеста я могла сделать единственный вывод: для достижения цели все средства хороши. Даже в ущерб собственным штанам. Спрашивать, сфотографировал ли он место происшествия, я даже не стала, только спросила:

— Фотографии с уликами скоро будут готовы? Когда у нас на руках будут веские доказательства, милиции от расследования дела уже не отвертеться.

— Улики? — удивилась, в свою очередь, Маринка. — Разве их было много?

Вопросы обоймой летели в спину фотографу, который уже ушел заниматься своей непосредственной работой. Зато через час мы смогли собраться в моем кабинете в том же составе и продолжить начатый разговор.

— Видимо, улики все-таки были. Первым делом — эти самые волосы на раковине. Наверное, кто-то там расчесывался, и они случайно упали. Виктор аккуратно их в пакетик упаковал, поскольку тоже успел заметить, что погибший депутат был блондином, — начала я распутывать логическую цепочку.

— Очень хорошо, что Виктор обратил внимание и на эти провода, вроде бы совершенно ненужные, — поддержал меня Кряжимский. — Здесь видно, что из-под ванны они подходят прямо к крану душа. Кстати, почему ты обратил на них внимание? — повернулся Сергей Иванович к фотографу.

— Пыль, — последовал короткий ответ. То, что у всех обычных людей, особенно в отсутствие жен, под самой ванной всегда пылища, мы знали не понаслышке. Но даже на фотографиях было прекрасно видно — под ванной Владимирцевых пыль была аккуратно вытерта.

Я удивилась такой мужской наблюдательности и лихорадочно начала вспоминать, когда сама в последний раз заглядывала под ванную. Чувствуя себя жуткой неряхой, в этот момент я так ничего и не смогла придумать в свое оправдание. Впрочем, Виктор на мои терзания совершенно никакого внимания не обратил.

— Конечно, на месте некогда было разбираться, — обратился Кряжимский к Виктору, — но теперь, в спокойной обстановке, желательно подумать об этих проводах серьезно.

Все это время я продолжала с любопытством рассматривать два черных волоса — нашу единственную пока еще улику, которая наводила на определенные мысли.

— Как вы думаете, Кавериной они подойдут? — наконец спросила я то, о чем все думали, но никто не решался открыто высказать вслух.

Полиэтиленовый пакет с минуту путешествовал из рук в руки. Задача осложнялась еще и тем, что полиэтилен преломлял свет, поэтому тонкие волосы видны не так четко. Когда очередь дошла до Кряжимского, мое сердце тревожно сжалось: конечно, профессионализма ему не занимать, но в этом вопросе я не могла ручаться за его непредвзятость.

— По-моему, у Елены Николаевны волосы тоньше по фактуре, — спокойно заметил он, и у меня отлегло от сердца.

— Кстати, они немного другого цвета, — вдруг поняла я, пристально оглядев волоски со всех сторон. — При всем моем уважении, господа, она — не натуральная, а крашеная брюнетка, — торжественно произнесла я, ставя точку в этом вопросе.

Я даже обрадовалась, что именно мне выпала честь докопаться до истины: в познаниях по окраске волос я была не слишком сильна. Впрочем, любая женщина согласилась бы со мной — цвет нашей находки был совершенно натуральным. Тем более что у Кавериной вдобавок ко всему волосы были тонкие и пушистые — это я запомнила, а этот — жесткий и немного покороче.

— Отпадает? — переспросил Виктор, явно намекая на непричастность Елены Прекрасной к преступлению.

— Однозначно, — в тон ему ответила я и для пущей убедительности кивнула.

— Никаких важных улик у нас нет, — напомнил Кряжимский. — Кроме того, у нее — депутатская неприкосновенность, которая действует до тех пор, пока не будут найдены абсолютные и неоспоримые доказательства ее участия в уголовном деле. Кстати, с остальными депутатами нам в этом отношении тоже будет трудновато: обычного подозреваемого можно сразу трясти, а этих ни в коем случае нельзя трогать, пока веских улик и причин для ареста нет.

— Но вопрос остается в силе: какая женщина была в квартире? — гнула эту линию Маринка.

— «Шерше ля фам», как обычно, — усмехнулась я и приуныла: все так хорошо шло, и вот снова возвращаемся на исходную позицию.

* * *

После непродолжительного, но плодотворного общения у каждого из сотрудников редакции газеты «Свидетель» появилось широкое поле для раздумий. Кряжимский молча ушел в свой кабинет с тем самым пакетом, в котором хранилась наша улика. Виктор уединился в святая святых — своей фотолаборатории, чтобы проявить уже отснятые кадры пленки. Только Мариночка осталась на рабочем месте в абсолютном бездействии.