Книга 13 женских проблем и способов их решения - Лада Лузина

Признаюсь, я верю, что проблема аборта — явление временное. Технический прогресс просто отстает от прогресса в человеческих отношениях. Согласно закону большинства цивилизованных стран, у женщины уже есть техническая возможность выбирать, в то время как у зародыша еще нет технической возможности не зависеть от выбора женщины — вырасти вне ее тела. Но вскоре испортивший женские нравы прогресс решит созданную им же проблему за нас.

Покаже, прочитав с полсотни материалов против абортов, я нашла только один, где рассказывалось о реальной помощи, оказанной женщинам, не желавшим рожать по материальным причинам и ставшим матерями лишь потому, что другие люди протянули им руку помощи — помогли деньгами, жильем. И это единственная форма протеста против аборта, которую я поддерживаю обеими руками.

Слишком мало кто из нас вправе обвинять других. Может ли тот, кто в ответ на призыв: «Помогите спасти жизнь ребенка» — отказался пожертвовать всего одну гривну, осуждать женщину, отказавшуюся жертвовать жизнью? Сотни людей зависят только от нашего выбора… Все мы убиваем каждый день, отказавшись дать деньги нищему, отворачиваясь от тех, кто нуждается в помощи. Общество признает за нами право не быть героями, не жертвовать, быть равнодушными…

Ибо что ценнее, жизнь одного человека или свобода другого — и впрямь неразрешимый философский вопрос. Никто не знает на него однозначного ответа… И никто не вправе навязывать другому решение, за которое не намерен сам отвечать.

«Потому, — сказала я знакомой, — могу дать тебе лишь один совет. Не позволяй ни мне, никому решать за тебя. Каждый может ответить на него себе только сам».

Трудные родители

«Сначала родители рожают своих детей, а потом мешают им жить», — сколько ни цитирую эту шутку, она всегда проходит на ура. «Отцы и дети» — вечная тема… Но есть одна странность: существуют тысячи книг о том, как надо воспитывать детей, и еще ни разу во время походов по книжным «точкам» я не встречала пособия «Как воспитывать родителей?».

Пусть простят меня дети младшего-старшего школьного возраста, я не стану поднимать их проблемы. Скажу лишь: оные не исчезают с возрастом. Когда тебе двадцать, двадцать пять, тридцать лет, родители так же поучают тебя, упрекают и требуют, иными словами, обращаются, как с десятилетним.

Иногда это доходит до абсурда. Так, пообщавшись с любимой мамой, моя знакомая периодически погружается в депрессию и, дабы выплыть, звонит и жалуется мне. Уточняю: моей приятельнице тридцать два года, она — мать пятнадцатилетнего сына, зарабатывает в месяц две тысячи у. е., содержит семью и регулярно спонсирует родителей. Что ничуть не мешает ее матери распекать дочь: «Ты не умеешь жить» — и высмеивать каждое ее слово. Помню, последний раз они сцепились на тему приватизации дома и… «Мама заявила, что все мои советы — глупость. Я не знаю жизни, — призналась приятельница. — А ничего, что я по профессии брокер и занимаюсь недвижимостью десять лет? Но для нее я навсегда останусь дурой!» «Ты не исключение, — утешила ее я. — Как-то раз моя мать час убеждала меня: Зинченко, который ведет «Новости спорта» на «1+1», сын Зинченко, которому принадлежал канал «Интер». Сколько я не уверяла ее в обратном, она лишь смеялась. И факт, что я занимаюсь журналистикой десять лет и знаю шоу-бизнес, как свою ладонь, не значил для нее ровно ничего. Мамы всегда будут считать, что они все знают лучше!»

Однажды я задумалась: «Почему?» Почему даже к двадцати пяти — тридцати пяти годам наши родители так упрямо отказываются признать в нас взрослых? Понять: нам уже немало лет, мы успели съесть свой «пуд соли», набить шишки, научиться на собственных ошибках, приобрести опыт, профессию, уважение, статус?

Подозреваю, причин ровно три…

Первая: в отличие от нас самих, наши мамы помнят нас маленькими. И этот перевязанный ленточками «подарок», торжественно выданный им в роддоме, навсегда останется их самым ярким впечатлением. Мало кто из нас помнит себя до четырех лет. Да и вглядываясь в такое далекое для меня прошлое от четырех до десяти, я вижу свою биографию лишь как ряд ярких вспышек. Мое сознательное существование началось лет в одиннадцать-тринадцать — эту себя я помню, могу проанализировать, пересказать… Но не могу не признать: в моей жизни есть целых десять лет, о которых я практически ничего не знаю.

Их знают только наши мамы. Они помнят, как мы плакали, пачкали пеленки, падали на пятую точку, учась ходить, поджигали занавески в доме и подбирали на улице всякую гадость. Они, а не мы, помнят нас беспомощными, трогательными, глупыми, не знающими самых элементарных вещей, отчаянно нуждающимися в их защите и опеке. Помнят так прекрасно и четко, что даже последующие двадцать лет нашей взрослости не способны перечеркнуть этих незабываемых картин. Да какие там двадцать… Еще в восемнадцать я накладывала на щеки жуткие кирпичные румяна, а в двадцать три плакала навзрыд от несчастной любви, не стоившей выеденного яйца.

Теперь я это понимаю. Но сколько лет моей стабильной, устаканившейся мудрости и опытности? Пять-семь? Всего ничего! И что, скажите, должна испытывать моя мама, когда ее глупышка, совсем недавно (семь лет тому) едва не посеявшая на вечеринке фамильное кольцо с бриллиантом, гордо объявляет: «Так, мама, я знаю лучше!»

Причина вторая: в отличие от нас самих, наши мамы слишком мало знают нас взрослых — в тысячу раз меньше, чем наши мужья, коллеги и друзья. Мало кто в подробностях докладывает родителям о своих злоключениях и опасных приключениях. Зачем их расстраивать и пугать? Страшно даже представить, сколько ночей не спала бы мама моей подруги, поведай я ей, как ее дочь путешествовала автостопом, из скольких ситуаций ее малышка выкрутилась с риском для жизни и чести… Наши родители не знают самых элементарных вещей: как мы отстаиваем свое «Я», «вымучиваем» круглые суммы денег, ставим подножки соперникам и ловушки мужчинам… Да что там! Я знакома с двумя-тре-мя вполне солидными личностями, до сих пор скрывающими от своих мам, что они курят!

И наконец, причина третья: мамы и папы — тоже дети. Чем дальше, тем больше они чувствуют себя беспомощными, несведущими, нуждающимися в нашей защите и опеке. Или боятся почувствовать себя такими вскоре. Боятся потерять в наших глазах статус взрослых. Боятся, что теперь они станут нам не нужны. Боятся, что мы больше не любим их так, как прежде…

Мой знакомый звонит своей матери ежедневно — иначе его ждет жестокая головомойка. Объяснения «не было времени», «смертельно устал», «на работе завал» — не проходят. В ответ он неизменно слышит одно: «Кто хочет — находит возможность, кто не хочет — причину. Если ты не можешь найти для меня даже пять минут в день, значит, не любишь». «А ты не пробовал сказать маме правду? — спросила я однажды. — Если во время катастрофического форс-мажора, когда на фирме все валится и трещит, ты скажешь начальнику: «Подождите пять минут, мне нужно позвонить маме, спросить, как дела…» — он просто тебя уволит. И будет прав! Вряд ли твоя мама хочет, чтоб ты стал безработным. Просто она не знает, насколько жестокие нынче законы выживания».

Да, признаться маме в шаткости своего положения — признать: ты не такой уж взрослый, умный и сильный, каким жаждешь казаться. Да, один раз сказать маме: «Меня могут уволить» — дать ей повод переживать за тебя много дней. И все же именно эти переживания делают мам сопричастными нашей жизни. В противном случае мы сами ставим родителей в положенье детей. Ребенку тоже не сообщают о финансовых проблемах и нервных срывах, не объясняют, как сложно функционирует мир взрослых — пусть себе живет беззаботно в своем иллюзорном мирке. В итоге, даже когда бедная мама тупо падает с ног, сынок объясняет ее отказ почитать ему на ночь книжку: «Она меня недостаточно любит!»