Книга Невыживший - Виктор Глебов

– Катя? – пискнула она.

Женщина продолжала хрипло выть. Свирин схватил за волосы своего «питомца» и что-то сказал, указывая пальцем на балкон, откуда выглядывала насмерть напуганная Настя. Женщина утробно зарычала, по ее подбородку текла пена.

– Фас! – гаркнул Свирин, открывая подъезд. Он отстегнул поводок, и женщина, захлебываясь бешеным лаем, скрылась в доме.

Свирин захохотал.

Настя, как в тумане, вышла с балкона.

«Кто же?! Неужели… Надо разбудить отца».

На лестничной клетке послышалась какая-то возня, затем в дверь сильно ударили.

«О боже, нет!»

После второго удара дверь хрустнула, раздались царапающие звуки.

Видя, как сквозь проломленное отверстие пролезла косматая морда с разинутой пастью, Настя издала истошный вопль, из носа и рта хлынула кровь…

– Дочка! Настеныш! Ты что?!

Голос отца, тревожно-испуганный, лезвием вспорол жуткий сон, и в образовавшуюся щель мигом хлынули привычные запахи и ощущения – она не на балконе, а в постели. На том самом кресле, где и уснула.

Антон Сергеевич стоял рядом, со страхом всматриваясь в лицо дочери.

– Принести что-нибудь?

– Не нужно, – отказалась Настя. Бросила взгляд в окно – снаружи все еще темно. – Плохой сон, – коротко пояснила она, поднимаясь.

– Ваша мама тоже жаловалась на сны. Особенно…

Отец умолк, будто понимая, что снова затронул болезненную тему. Он проводил недоуменным взором дочь, которая, не слова ни говоря, отправилась на балкон.

Настя с опаской выглянула наружу.

У подъезда никого не было. Никого и ничего, не было даже никаких следов, которые бы свидетельствовали о том, что из дома кто-то выходил. Впрочем, следы мог скрыть падающий снег…

Антон Сергеевич сунул голову на балкон:

– Дочка?

Настя обернулась:

– Кто еще остался в нашем подъезде?

Отец почесал затылок.

– Я, Володя. Ну, сын его. Кирилл.

– Я в курсе, кто такой Кирилл, – резко сказала Настя. – Еще кто-то?

– Эээ… нет вроде. Была еще Анна Петровна, да умерла недавно. Царствие небесное.

– Это которая нас конфетами с печеньем всегда угощала? – уточнила Настя. – С первого этажа?

– Да. – Перехватив напряженный взгляд дочери, Антон Сергеевич с раздражением пояснил: – Я у нее тоже был дома. Она жила одна, ее муж давно умер. Никаких пробирок с глазами младенцев в их квартире я не видел.

– Это была очень остроумная шутка, – сухо бросила Настя.

– А что?! Ты теперь всех и вся будешь подозревать? – начал закипать отец.

– Иди спать. Я посижу здесь, – сказала она, не желая продолжать конфликт, и отец быстро сник. Он что-то пробурчал и скрылася в комнате.

Настя включила телевизор на кухне и несколько минут невидяще смотрела в запыленный экран.

Когда из комнаты стал доноситься храп, она поднялась со стула. Ее лицо было усталым и невыспавшимся, но глаза горели решимостью.

* * *

Настя вышла на лестничную клетку и посмотрела наверх.

У нее не было причин сомневаться в словах отца насчет оставшихся жильцов этой развалюхи, которую вскоре снесут. Вряд ли тут кто-то остался, кроме папы и этого соседа с ненормальным сыном наверху. Действительно, пока она поднималась, волей-неволей ее взгляд выхватывал различные мелочи, по которым можно было безошибочно судить о том, что хозяева давно покинули свои жилища. В некоторых квартирах даже отсутствовали входные двери, но Настя побоялась туда заглядывать.

Окна на межлестничных пролетах были разбиты, и пронизывающий ветер играл обрывками газет и прочим мелким мусором. Настя плотнее запахнула пальто.

Она остановилась на пятом этаже, уставившись на квартиру Свирина. Щиток энергосчетчика был открыт, оттуда свисали покрытые паутиной провода.

Настя вспомнила недавний сон, и ей вдруг сделалось не по себе.

«Ничего там нет», – зашептал чей-то проникновенный голос. – Ты просто разбудишь людей своим визитом».

Нет, она должна войти. Какая-то часть ее самой настойчиво требовала, даже приказывала, чтобы Настя проверила эту квартиру. А сон…

«Сон был подсказкой. Так сказать, увертюрой к спектаклю».

Настя приложила ухо к двери и тут же отпрянула – внутри кто-то плакал. Она тихонько толкнула дверь, и, к ее удивлению, она открылась. В квартире было темно и прохладно, словно в погребе.

– Ау? – позвала она. – Владимир Борисович?

Плач прекратился, и Насте показалось, что впереди что-то передвинулось, стуча по полу. Будто…

«Женщина-собака. Из моего сна. Это она», – с нарастающей паникой вдруг подумала она. В квартире витал отвратительный запах – смесь плесени, мочи и испорченной еды.

Настя услышала, как хлопнула дверь одной из комнат, и ей пришлось приложить громадные усилия, чтобы не развернуться и не сбежать по ступенькам вниз.

Она пощелкала выключателем в прихожей, но свет не зажегся.

Настя достала из кармана мобильник, быстро нашла функцию «фонарь» и нажала клавишу. Вязкую темноту пронизал слабенький луч.

– Владимир Борисович! – уже громче позвала она. Откуда-то сбоку послышалось хныканье, и она, осторожно ступая по захламленному коридору, стала продвигаться вперед. Источник звука находился совсем рядом.

– Кирилл? – неуверенно спросила она, и вдруг дверь комнаты, расположенной по правую сторону, открылась. От неожиданности Настя отпрянула назад, блеклый луч «фонаря» устремился на застывшего в оцепенении мужчину. Он был на костылях, закрывая ладонью небритое лицо, и Настя поняла, что это Кирилл, сын Владимира.

– Папа, – прогундосил он и всхлипнул. – Папа.

– Что «папа»? – переспросила Настя. – Где он?

– Не плосыпается.

Он убрал от лица руку и, прищурившись, смотрел на Настю. Она была поражена, разглядев его вблизи. Глубокие морщины, седеющие волосы, полуоткрытый рот с черными зубами-штакетинами делали его похожим на больного старика. А ведь, по прикидкам Насти, ему было немногим более тридцати…

– Где он? – снова спросила она.

Кирилл продолжал глупо пялиться на нее, затем причмокнул. Настя с брезгливостью отметила, что вся грудь и даже живот давно не стиранной рубашки слабоумного были в заскорузлых пятнах слюны.

– Ты кто? – неожиданно задал он вопрос.

– Меня зовут Настя, – произнесла она. – Я дочь вашего соседа, Антона Сергеевича.

Посветила фонариком по сторонам, отмечая жуткий беспорядок. Все вещи хаотично свалены в кучу на пол, будто в жилище накануне ее прихода проводили обыск, не особо церемонясь при этом.