Книга Больше, чем это - Патрик Несс

Сет пытается припомнить, как выглядели окрестности, когда он здесь жил. Справа станция — собственно, одно только станционное здание, ничего примечательного. А вот налево — дорога к Хай-стрит, где находился супермаркет. И одежные магазины там вроде бы тоже имелись. Без шика, но однозначно лучше надетого на нем сейчас.

Значит, налево.

Налево.

Он не двигается с места. Мир вокруг тоже.

«Либо налево, либо сиди тут и дохни от голода».

На секунду второй из вариантов кажется заманчивее.

— Плевать! — говорит он наконец. — Ты и так помер. Что с тобой еще может случиться?

Он сворачивает налево.

Сет идет ссутулившись, сунув руки в карманы спортивной куртки, хотя они и оказались чуть не под мышками. Чья это была куртка? Папа вроде никогда ничего подобного не носил, но кто в детстве запоминает, что на ком надето?

Он украдкой посматривает по сторонам, часто оборачивается — нет ли кого сзади? Доходит до улицы, ведущей к центру. Если не считать огромного провала посередине, в котором кустится целая роща сорняков, все так же, как и везде. Покрытые слоем пыли машины на ободах, облупившиеся дома и никаких признаков жизни.

Он останавливается на краю ямы. Похоже, где-то прорвало трубу и подмыло асфальт, как иногда показывают в новостях; там еще обычно вокруг вертолеты с журналистами и долгие паузы в эфире.

Покореженных машин в провале нет, и на краю тоже, так что, видимо, все обрушилось уже после того, как в городе прекратилось движение.

«А что, если оно и не начиналось? Что, если этого места вообще не существовало, пока я…»

— Хватит! — обрывает он себя. — Ну-ка, прекрати!

«Как-то подозрительно много здесь растительности», — мелькает неожиданная мысль. Все эти сорняки и непонятная трава, прущая из всех щелей, как, например, здесь, в этой огромной дыре.

Тогда получается, здесь могут быть и…

Не успев додумать слово «звери», он замечает лису.

Она застыла там, на дне, притаившись в зарослях, и удивленно поблескивает глазами из темноты.

Лиса.

Настоящая, живая лиса.

Она моргает настороженно, но пока без испуга.

— Что за фигня? — шепчет Сет.

С едва слышным тявканьем через спину лисы неуклюже перебираются три лисенка — и тоже замирают при виде стоящего над ними Сета.

Они смотрят, готовые в любую секунду сорваться с места, и ждут, что он сделает дальше. Этого Сет и сам не знает. Глазеет на рыжие морды и блестящие глаза. Пытается прочесть в них, что все это значит.

Наконец, вечность спустя, он отодвигается от провала, но лиса с детенышами продолжают смотреть ему вслед.

«Лисы, — думает он, шагая по улице. — Настоящие лисы».

Возникшие точь-в-точь тогда, когда у него мелькнула мысль о зверях.

Словно он сам их придумал.

Он спешит к Хай-стрит, все так же набычившись и ссутулившись, еще более подозрительно поглядывая по сторонам. Такое ощущение, что в любой миг кто-то выскочит из кустов, зарослей на газоне или трещин в мостовой.

Но ничего не происходит.

Силы снова утекают быстро, слишком быстро — добравшись до пешеходной Хай-стрит, Сет валится на ближайшую скамейку, тяжело дыша после короткого подъема в горку.

Его берет досада и злость. Три года состоял в школьной легкоатлетической команде, унаследовав любовь к бегу по пересеченной местности от матери (общее хобби почему-то не сблизило их, а скорее наоборот). Да, предположим, звездой команды он не был, школа Босуэлл-Хай часто плелась в хвосте, но все-таки… Не настолько же, чтобы выдохнуться за несчастные пять минут ходьбы.

Он вертит головой. Хай-стрит — это на самом деле просто длинная узкая площадь, перегороженная с обоих торцов рядом металлических столбиков. Когда мама водила их сюда с Оуэном, на каждом шагу продавались засахаренный миндаль и попкорн, свечи ручной работы и браслеты, якобы помогающие от артрита, часы с этническим орнаментом и картины, которые даже карапузу Оуэну казались уродскими.

Теперь тут нет ничего. Огромное пустое пространство, буйно поросшее вездесущими сорняками, в окружении заброшенных домов — все как везде.

Еще чуть-чуть посидев, Сет встает со скамьи.

Он не выдумывал лису. Это не он. Лиса просто сидела там, в зарослях, он ее увидел, вот и все. Он уже стольких людей здесь успел вспомнить — и родителей, и Оуэна, и Гудмунда, и Эйча, и Монику, даже дядю, который рисовал картину над камином, — но ведь никто из них тут не объявился.

По всем признакам и вопреки всем чаяниям это все же Англия, так почему бы тут не быть лисам? Лиса в Англии почти национальное животное. Когда он здесь жил, они часто попадались на глаза, семенили по улицам — по-взрослому так, слегка высокомерно. Лисы — это нормально. Что тут такого?

Но лисам надо что-то есть. Сет скользит взглядом по деревьям, растущим в кирпичных кадках вдоль улицы, высматривая птиц, или, может, белок, или крыс. Какая-то живность должна быть. Если есть одна лиса, должны быть и другие, еще кто-нибудь.

Или как? Или все-таки он их выдумал?..

— Ау, — произносит он, заодно обрывая неприятную мысль, но как-то не очень получается.

— Ау… — пробует он опять, сам не зная зачем, просто чтобы нарушить тишину.

И еще раз, громче.

— Ау! — зовет он, вставая. — АУ-У-У!

Он кричит снова и снова, сжав кулаки, кричит до хрипа, до боли в саднящем горле, пока не срывается голос.

Только тут он замечает, что щеки все мокрые от слез.

— Ау… — шепчет он.

Никто не откликается.

Ни птица, ни белка, ни лиса, ни лисята.

Никто ниоткуда.

Он тут один.

Сглотнув, он морщится от боли в горле и отправляется дальше на поиски.

12

Все магазины на Хай-стрит закрыты. Солнце светит ярче, и Сету приходится приставлять ладонь козырьком ко лбу, всматриваясь в бликующие витрины. Некоторые заведения — пончиковую, «Сабвей», какой-то «Топшоп» — явно выпотрошили подчистую, оставив только пустые полки и вешалки, разбросанную по полу упаковку и выстроившиеся вдоль стены голые манекены.

Однако не все магазины стоят пустые. Вот благотворительная лавка — если вдруг понадобится чайный сервиз или связка заплесневелых бульварных романов, бери не хочу. А вот салон свадебных платьев — нет, спасибо, такое он на себя даже в аду не наденет.

Следующий в ряду магазин туристского, рыболовного и охотничьего снаряжения. Сет заглядывает в витрину — и сердце чуть не выпрыгивает из груди.

— Да ладно, — шепчет он. — Да ладно…