Книга Время и снова время - Бен Элтон

– Наверное, вы думали бы иначе, будь вы коренной американкой или австралийкой, – возразил Стэнтон. – Или африканкой в Бельгийском Конго…

Маккласки досадливо притопнула:

– Ну что ты, ей-богу! Я не говорю, что все было лучезарно или близко к идеалу. И я не утверждаю, что исторические преобразования способны изменить человеческую природу. Люди всегда будут брать чужое, сильные всегда будут использовать слабых, и никакая историческая починка этого не остановит. Я говорю о том, что к лету 1914-го общий уровень человеческой жестокости вроде как снизился, начинался век мира и международного сотрудничества. Боже мой, было столько международных выставок, что люди покидали города, освобождая место приезжим! Я тебя умоляю, в 1913-м выставка проходила в Генте – городе, от которого в 1915-м не осталось камня на камне. Европейская цивилизация, причинившая столько бед себе и другим, начала потихоньку выправляться. Зарождалась социал-демократия, даже русский царь учредил Думу. Замаячило избирательное право. Уровень жизни, образование, здравоохранение стремительно развивались. Колонии великих империй проводили конгрессы и готовились к самоопределению. В европейских столицах расцвет науки и искусства приблизился к эпохе Возрождения. Все было… прекрасно.

– Ну, не знаю, можно ли…

Маккласки не терпела возражений.

– Прекрасно! – повторила она. – А затем – самоубийство. Безумное, извращенное, упорное саморазрушение общей культуры, четыре тысячи лет создававшейся и почти в одночасье уничтоженной. Она уже не поднимется, но уступит место убийственной похлебке из недоваренного фанатизма правых и левых. Вот тебе Советский Союз, обративший великую марксистскую идею в заразный глобальный кошмар, который намертво поработил целые народы. Вот тебе Соединенные Штаты, поклоняющиеся конкуренции, потреблению и избытку, результатом чего нынешнее угасание планеты.

Стэнтон вскочил, пытаясь вставить хотя бы слово:

– Погодите! Не только американцы виновны в разрушении окружающей среды.

– Не только, но они зачинщики. Кто учил народы потреблять сверх необходимого? Даже сверх желания? Потреблять просто ради потребления. Величайшая мировая демократия, вот кто! А посмотри, что стало с нами. Говорю тебе, Великая война разрушила все. Фары сдохли, тормоза отказали. Только представь, каким сейчас был бы свет, если бы не случилось войны, если бы великие европейские народы продолжили свой путь к миру, процветанию и просвещению, если бы миллионы лучших юношей из отменно образованного и культурного поколения не сгинули в грязи, но стали цветом двадцатого столетия.

Стэнтон ее понимал. Вспомнились имена, высеченные на стене университетской часовни, городских мемориалах, деревенских крестах. Сколько добра сотворили бы эти юноши, останься они в живых? Сколько зла предотвратили бы? А в Германии? И в России? Если б все эти потерянные поколения уцелели, они бы встали на пути посредственностей и нравственных банкротов, которые вылезли из крысиных нор и увели свои нации в абсолютное зло. Чего достигли бы эти страны без разрушительного катализатора индустриальной войны?

– Вы правы, – сказал Стэнтон. – Ваши доводы неотразимы. 1914-й стал годом истинной катастрофы. Значит, вы ответили на вопрос Ньютона. И стали разбирать бумаги дальше. Что вы нашли?

– Ряд из четырех чисел.

– Ряд чисел?

– Да, результат длинного и сложного уравнения. Три века назад Ньютон выписал их на клочке бумаги и запечатал в отдельном конверте. Вот этот ряд: один, девять, один, четыре.

– 1914?

– Верно.

– Исаак Ньютон предсказал Великую войну?

– Не смеши! Как бы он это сделал? Он не гадалка! Он математик, ученый, который имел дело с эмпирическими доказательствами. Эти цифры он получил не через мистическую околесицу в духе Нострадамуса. Он сделал математический расчет.

– Что-то я не пойму, профессор. Согласен, 1914-й – год огромного исторического значения, но каким боком тут математика?

– Всему свое время, Хью, всему свое время. – Маккласки осушила чашку и хрустко потянулась. – Пока что хватит. Я должна вздремнуть. Завтраки с выпивкой теперь меня смаривают.

– Минуточку, нельзя же просто…

– Я поведала тебе все, что имела сказать. Дальше эстафету принимают мозги поумнее. Не волнуйся, после службы все разъяснится.

Маккласки направилась в спальню.

– Чего? – удивился Стэнтон. – Какой еще службы?

– Нынче сочельник, Хью. Рождественская служба в университетской церкви. Ее не может пропустить даже отпетый атеист вроде тебя.

6

– Бейим, бейим, дурун![5]

Стэнтон обернулся – его окликала мусульманская девочка, которую он спас из-под колес автомобиля. Она что-то тащила. Его рюкзак.

Он забыл свой рюкзак.

Рюкзак!

Надо же быть таким идиотом!

Большую часть денег и снаряжения он оставил в гостиничном номере, с собой взял пистолет, ноутбук, очистители воды, антибиотики и новейший хирургический набор. Чтобы возместить потерю, ждать пришлось бы лет сто. А он чуть было не ушел без рюкзака.

Конечно, он не в себе, но все равно это недопустимый промах.

Позволить чувствам затуманить сознание, забыть о необходимом снаряжении – непрофессионально, это грубейший ляп солдата на задании. Если на то пошло, он вообще не должен был вмешиваться. Во-первых, еще неизвестно, чем аукнется спасение семейства, которому была предначертана смерть, а во-вторых, он сам мог погибнуть под колесами машины и его миссия закончилась бы, еще не начавшись.

Но, увидев бездонно темные глаза маленькой турчанки, которая пыхтела, но тащила рюкзак, ее широченную улыбку в обрамлении непомерно больших серег и водопада угольно-черных волос, Стэнтон не пожалел, что поддался инстинкту. Где-то в недрах пыльного города существует отец девочки, который не изведает доли живого мертвеца, доставшейся Стэнтону.

С виду неподъемный, рюкзак из мембранной ткани, декорированной под парусину и старую кожу, был не так уж тяжел. Сияя щербатой улыбкой, девочка протянула его Стэнтону. Хью взял рюкзак и отвернулся. Не было сил что-нибудь ей сказать и даже смотреть на нее. Хоть смуглая, темноглазая и черноволосая, она все равно очень напоминала Тессу.

Стэнтон быстро покинул мост. Сойдя с широкой современной магистрали, он нырнул в дебри старых улиц и переулков на южной стороне Золотого Рога.

Голова кружилась не только от недавнего происшествия, но и всей невероятной ситуации. Старый Стамбул, сказочный город на холме. Древняя душа Турции. Ворота на Восток, место встречи двух сторон света, где двадцать шесть веков в каждом диком вопле и тайном шепоте бился пульс истории. Где столетиями звучала прелестная музыка, скрежетали мечи, рявкали пушки, а поэты сочиняли сказки о любви и смерти. Армии приходили и исчезали. Церковь превращалась в мечеть, потом мечеть уступала место церкви и вскоре вновь вытесняла ее. А жители Стамбула занимались своими делами, вот как сейчас. Ни сном ни духом не ведая о появлении чужестранца, самого необычного за всю долгую городскую историю.