Книга Живи! Разговор с самоубийцей - Дмитрий Семеник

Подводя итог, я попробую представить, спрог­нозировать то, что у меня будет впереди.

Спустя время я начну невольно заставлять мать выкидывать меня из дома за то, что «сижу у нее на шее». При ненадлежащем лечении у меня обострятся андрологические заболевания. Кстати, с этим я уже был у специалиста. Но он отказался мне помочь. При­чину отказа объяснил тем, что не знает, как помочь. Плюс ко всему, видимо, сильно не хотел регистриро­вать факт лечения, дабы не давать повода военкома­ту усомниться в моем несоответствующем воинской службе здоровье. Правда, в последующем я убедил­ся, что мир не без добрых людей: в военкомате и без того сочли, что мое здоровье никуда не годится. В общем, походы по врачам и в будущем не принесут результатов. Здоровье будет медленно ухудшаться. К тому же у меня плохое зрение. Окулист в свое вре­мя предупредил меня, что к 40 годам я начну терять зрение... А попросту для того, чтобы хоть как-то удер­живать свое здоровье, нужны деньги. Но где мне их достать? Потом у меня не будет жены, детей, семьи, друзей, здоровья, работы... У меня не будет ничего, кроме одного — страданий! И, главное, никакой от меня пользы в этом мире не будет...

Подумав обо всем об этом, я начинаю задумы­ваться о самоубийстве. Я привел достаточно аргу­ментов, чтобы убедить в том, что я далеко не легко­мыслен. Я реально оцениваю ситуацию. Я реалист. Я понимаю, что, покончив с собой, я не только пере­стану страдать сам, но и оставлю в покое всех, с кем меня сводит судьба. Ведь даже критикуя, человек не ненавидит, и даже не жалеет, а просто хочет, чтобы все было не так, по-другому, лучше. Желая добра, че­ловек может критиковать очень жестко. И таких кри­тиков у меня было и остается очень много. Но реаль­но никто еще не захотел мне помочь... Я так больше не могу... Вот и задумался... Быть или не быть?

Сергей, 23 года

Отклики

Сергей, ваша разумность, рассудительность радуют. Поэтому, я думаю, Вы сможете при­слушаться к моим аргументам.

Я слышал как минимум о двух старых женщинах, живущих примерно в одном со­стоянии. Несколько лет (одна из них — не­сколько десятилетий) живут, не вставая с по­стели. Они тяжело больны.

Первая из них, которая недавно умерла, лежала несколько лет. Обычно, когда человек долго в несчастии, от него многие отворачи­ваются. Большинство людей ведь хочет полу­чать, а не отдавать. А к ней все эти годы ходи­ло очень много людей. Все больше и больше. Вроде человек идет исполнить тяжелый долг — навестить больного. А выходит от старушки, наоборот, радостный, укрепленный в силах.

Почему такое чудо? Потому что человек не унывал, а старался дарить себя людям, под­держивать людей своим теплом и молитвой.

Получалось, что, наоборот, она поддерживала здоровых.

Что в этом удивительного? Ведь мы тратим силы на удовольствия, на всякие глу­пости, а она так силы не тратила, но много приобретала их терпеливым страданием.

За ее гробом шли тысячи человек. Такое редко бывает с инвалидами...

Вторая лежит в глухой деревне в Ря­занской области. К ней едут со всей страны, в том числе из Москвы, едут на поклон. К деревенской старухе-инвалиду. Своим стра­данием и молитвой она обрела дар прозорли­вости. Она очень много помогает людям... Наверно, Вы уже поняли, к чему я все это. Прозорливости мало кто достигает, и не нужна она.

А вот учиться отдавать — нужно. Всем нам больше всего нужна от других людей — любовь. А этим инвалид, как бы ни было пло­хо его здоровье, наделен не меньше, чем здо­ровый, а если он терпит смиренно, то гораздо больше.

Поэтому Вы можете быть нужны людям не меньше, а даже больше, чем человек здо­ровый, красивый и богатый. Это совершенно точно.

К кому во все века больше всего тянулись люди, шли тысячами, хоть бы края одежды коснуться? Не к богатым же. К святым!

Что касается неудачного сексуального опыта, поймите простую вещь: одно дело, ко­гда это делается просто ради удовольствия, с человеком, для которого нет ничего важнее УДОВОЛЬСТВИЯ; другое дело — когда это про­исходит по любви, в браке, с человеком, имеющим правильную систему ценностей. В законном браке, по благословению Божию, возможно многое, что не удается в грехе.

Сколько было случаев в истории Церкви, когда зачинали и рождали глубокие стар­цы и старицы!

И работу Богу ничего не стоит найти Вам, если Вы у Него попросите.

А Вы хотите сдаться еще до начала битвы.

Мне кажется, это не по слабости, а про­сто по неведению. Неведению тех возможно­стей, которые перед всеми нами открыты.

Брат, 40 лет

Сергей, «Москва не сразу строилась». К чему это я? Сейчас мне 26 лет, я немногим старше тебя. Так вот история. С 12 моих лет у меня начались проблемы с головой — силь­ные головные боли. До чего меня доводили эти приступы боли? Об этом в полной мере не знал никто, скулила, конечно, порой. Все врачи списывали это на половое созревание. «Пусть так!» — сказала я себе.

Друзей у меня не было: все мои силы уходили на то, чтобы победить себя и не по­зволить себе «зажалеть» себя же до смерти (в прямом и переносном смысле — были мысли; ой, как были!). Несмотря ни на что, я успеш­но окончила школу, поступила в престижный университет. А дальше началось самое инте­ресное: те головные боли, что были у меня в школе, оказались лишь малой толикой того, что началось во время учебы в университете. Звуки, даже шепот, запахи, прикосновение одежды, малейшее движение моего же тела, даже пальца - все, ровным счетом все, причи­няло невыносимую боль. Так проходили при­ступы. Никогда никому этого не желала и не пожелаю. Все нормальные физиологические потребности (еда, сон, движение, чувство времени) были нарушены. Все вены были исколоты — мне назначали поддерживающее лечение каждые три месяца. Все — это зна­чит: все вены, до которых можно достать, не доведя до болевого шока. Без обезболиваю­щих таблеток нельзя было просуществовать больше трех часов. Дозы таблеток постоянно росли, приходилось употреблять все более и более сильные обезболивающие — это я уже делала сама, потому что врачи отказывались что-либо делать, на мне поставили «крест». Но искреннее «спасибо» им за честность. Неделями пребывала в амебоподобном со­стоянии. Я таскала свитеры-балахоны, под которыми не было видно ни синющих рук, ни худобы, ни трясучки.

Какая личная жизнь? Да на меня в том «прикиде» никто и не смотрел. При этом я учи­лась. Сдавала сессию, «бананила», снова сда­вала экзамен; каникул у меня не было - они были полностью в учебе-практике. А как-то мне врачи заявили, что мне запрещено: учить­ся, вести активный образ жизни, заниматься любым видом спорта, работать за компьютером и вообще за любыми приборами, где необходи­ма сосредоточенность, мне запрещена сидячая работа, запрещена физическая, умственная и психическая нагрузка. Это только внешняя часть жизни человека, а ведь есть еще и личная (о которой мне уже тогда было «запрещено» и помышлять). Мне все запрещено было. Упра­шивала врача не подписывать мне смертный приговор — справку в деканат на отчисление — врач не пугал, за меня беспокоились.