Книга Утренний чтец - Жан-Поль Дидьелоран

* * *

– Идемте, мы вас представим. Кстати, мы даже не знаем, как вас зовут.

– Белан. Белан Гормоль.

– Ой, какое красивое имя – Белан. Очень даже красивое, правда, красивое, Жозетта?

Белан подумал, что мог бы назваться Жераром, Аникетом или Хусейном, Жозетта точно так же глядела бы на него во все глаза. Он вступил в “Глицинии” в обрамлении сестер, вцепившихся ему в руки. В необъятной гостиной дремали на банкетке полдюжины расслабленных старичков. Дом выглядел совсем новым. Безликий, функциональный и стерильный – три слова пришли на ум Белану, пока он обозревал окрестности. Наверно, постукивание палок отдается тут как в склепе, содрогнувшись, подумал он. В доме не пахло ничем, даже смертью.

* * *

– Сюда, – бросила Моника, увлекая его в столовую. – Говорить, конечно, придется погромче.

Зал был набит битком. Здесь теснилось около двух десятков стариков и старушек, один другого старше; стоило ему переступить порог, как их взгляды рентгеном пронзили его с головы до ног. Среди них выделялся персонал – не только молодостью, но и розовыми халатами. Столы ради такого случая сдвинули к стенам, освобождая пространство. Белан с тоской взглянул на кресло в центре зала, призывно тянувшее к нему подлокотники.

14

– Позвольте вам представить господина Белана Мармоля; он сегодня почтил нас своим присутствием и немного нам почитает. Прошу любить и жаловать! Белан снисходительной улыбкой поблагодарил Монику за то, что она исковеркала его фамилию, и коротким кивком приветствовал почтенное собрание. Мисс Делакот number two, взмахнув ресницами, продемонстрировала ему тени для век цвета перламутровой лососины и движением подбородка пригласила занять место в кресле. Белан на негнущихся ногах пересек отделявшее его от кресла пространство, пытаясь изобразить небрежную походку и со страху спотыкаясь и оступаясь на каждом шагу. В зале было жарко, как в печке для пиццы, разве что ничем не пахло. Он уселся на пухлый бархат трона в стиле Людовика Какого-то и вынул из портфеля тоненькую стопку листков. Все глаза воззрились на него сквозь начинающуюся или созревшую катаракту, и он нырнул в чтение первой живой шкурки:

Ильза смотрела на муху. Собака завороженно следила за тем, как насекомое то влетает в широко открытый рот человека, то вылетает обратно. Как заведенное. Муха на миг взмывала в воздух – тем чудным манером, каким летают все мухи и какой так раздражал Ильзу, поворачивая под прямым углом, словно ее посадили в невидимый куб, – и возвращалась в исходную точку. Это была красивая синяя муха, жирная, с толстым переливчатым брюхом, до отказа набитым сотнями яиц, только и ждавших, когда их отложат в эту гору дохлого мяса и можно будет лопнуть. Собака никогда прежде не замечала, какой интересной может быть муха. Обычно она просто сгоняла их, тряхнув головой, видела в них лишь мелкие черные точки, рвущие жужжанием воздух. Нередко ее зубы клацали впустую. Зимой они исчезали, словно по волшебству, иногда оставляя по себе высохшие мумии на подоконнике. Зимой собака забывала про мух – до следующего лета.

Муха уселась на нижнюю губу мужчины, промаршировала по ней взад-вперед, словно солдат в карауле, и отправилась на прогулку по его фиолетовому языку. Теперь она окончательно исчезла из поля зрения Ильзы, удалилась в темные влажные глубины, отложить еще один венок яиц в холодной плоти. Время от времени муха покидала труп и приземлялась на стоящую на столе банку варенья. Собака видела, как ее крохотный хоботок приклеивается к прозрачной поверхности смородинового желе. В воздухе еще витал запах кофе с молоком, тяжелый, сладкий. Чашка, разбившись, нарисовала на полу красивую лужу в форме звезды…

Из третьего ряда до него донесся тихий храп: славная дама, запрокинув голову и разинув рот, казалось, ждала, что муха прилетит и к ней. Остальное собрание сидело неподвижно и тихо, как в храме, ожидая, что будет дальше. Моника, воздев к потолку большой палец, лучилась счастьем. Когда он перевернул страничку, чтобы прочитать оборотную сторону, одна из дам дрожащим голосом спросила:

– А известно, от чего умер этот господин?

Реплика прозвучала приглашением к обсуждению. Со всех сторон посыпались вопросы и предположения:

– От приступа, это точно приступ.

– Приступ чего? И с чего вдруг это приступ, Андре, скажи, пожалуйста? – возразила дама с недобрым лицом.

Белан не знал, что сделал или чего не сделал Андре этой фурии, облаченной в стеганый небесно-голубой халат, но фраза ее была хлесткой, как увесистая пощечина.

– Ну откуда же я знаю. Разрыв аорты или инфаркт. Приступ, в общем, – пробурчал старичок.

– Да, но жена, почему она “скорую” не вызовет, жена-то? – спрашивала другая.

– Какая жена, это не жена, а его собака. Лиза ее зовут, – уточнил дедуля в кепке с козырьком.

– Совсем неподходящее имя для собаки, Лиза.

– Ну и что? Вон Жермена назвала же свою канарейку Роже, как покойного мужа.

Пресловутая Жермена съежилась на стуле от смущения.

– А я думала, это муху зовут Лиза, – пробормотала еще одна мумия, вся в черном.

– Будьте добры, пожалуйста, давайте позволим господину Вермулю читать дальше, тогда мы наверняка все узнаем, – властно вмешалась Моника.

* * *

Решительно, у мисс Делакот number one особый дар корежить его имя в каждом слоге, подумал Белан. Пользуясь коротким затишьем, он протиснулся в приоткрытую ею щель тишины и продолжил:

…забрызгавшую ножки стульев и ботинки мужчины. Но эти пахучие испарения, поднимавшиеся с земли, не могли заглушить другого запаха, куда более одуряющего для Ильзы. Назойливого запаха крови. Он был всюду, примешивался к каждой молекуле воздуха, которым дышала собака, запертая, как и он, в крохотном замкнутом пространстве. Ильзе некуда было бежать от него. Запах сводил ее с ума. Красная лужа быстро растекалась по пластиковой столешнице, сперва вокруг банки с вареньем, потом ручеек добрался до края и долго капал на пол. Литры крови, вырвавшиеся красивым алым гейзером из маленькой дырочки, которую пробила пуля…

– А! вот видишь, Андре, это не приступ.

– Тсс!

…в виске мужчины. Когда раздался выстрел, Ильза с колотящимся сердцем сжалась в комок, не в силах оторвать взгляд от дымящегося дула револьвера, упавшего на паркет. Мужчина повалился на стол, как мешок с песком; его лицо с широко открытыми глазами было повернуто к ней. И вот уже три дня его веки ни разу не шелохнулись. Собака снова поднялась по узкой лесенке к двери – двери, которую ее лапы скребли со всей силой отчаяния, но только поцарапали лак. Ильза жадно вдохнула теплый воздух, сочившийся в замочную скважину. Воздух был сырой, пресный и одновременно соленый.

Конец листка № 1. Читая по утрам в поезде, Белан обычно сразу переходил к следующей страничке, но здесь, то ли из-за обжигающих взглядов, то ли из-за повисшей глубокой тишины, он сделал паузу и поднял голову. Все без исключения глядели на него, даже мадам Храплю-Задрав-Голову по такому случаю присоединилась к остальным. Он почувствовал, что слишком много вопросов осталось без ответа, что придется разрешить слишком много загадок или, по крайней мере, обозначить их.