Книга Пойди поставь сторожа - Харпер Ли

Да, Мейкомб стал иным, но в новых домах с телевизорами и электродуховками бились прежние сердца. Можно выбелить все, что в голову взбредет, можно приляпать нелепые неоновые вывески – вековые стропила выдержат и это бремя.

– Что, не нравится? – спросил Генри. – Я видел, какое у тебя стало лицо, когда мы вошли.

– Силен, силен во мне дух консерватизма – я же на дух не переношу новых веяний, – ответила Джин-Луиза с полным ртом жареных креветок.

Они с Генри сидели на никелированных стульях в ресторанчике «Мейкомб-отеля» за столиком на двоих. Ровным тихим гудом заявлял о себе кондиционер. – Зато ничем не воняет, и это не может не радовать.

Длинный стол со множеством тарелок, затхлый запах старого дома и горячие волны чада с кухни.

– Хэнк, что это такое – «Повар, тише, в кухне мыши», а?

– Чего-чего?

– Вроде игра была такая?

– Была игра «Тише едешь – дальше будешь». Все бегут, вода оборачивается, кто не успел замереть, тот выбывает.

– Нет, там, кажется, салить надо было.

Никак не вспомнить. Перед смертью, наверно, удастся, но сейчас в памяти мелькал только джинсовый рукав да поспешно выкрикнутое это самое, насчет повара и мышей… А чей же был рукав и что стало с тем, кому он принадлежал? Должно быть, пестует свое семейство в одном из новых домиков… Странное чувство – как будто время течет мимо, не задевая.

– Хэнк, давай съездим на реку, – сказала Джин-Луиза.

– Ну а как же нам не съездить на реку? – улыбнулся Хэнк. Он сам не знал, почему так получается, но как только Джин-Луиза попадала на «Пристань Финча», она становилась больше похожа на себя прежнюю: словно тамошний воздух так на нее действовал. – Ты прямо Джекил и Хайд, вот ты кто.

– Ты слишком много пялишься в телевизор.

– Иногда мне кажется – ты у меня вот где. – Генри сжал кулак. – А чуть поверю, что взял тебя и держу крепко, ты раз – и выскользнула.

Джин-Луиза вскинула бровь:

– Мистер Клинтон, вы позволите даме, знающей свет, кое-что вам посоветовать? Никогда не раскрывайте свои карты.

– То есть?

– Ты что – не знаешь, как уловить женщину в свои сети? – Она пригладила воображаемый ежик и насупилась. – Женщине нужно, чтобы ее избранник был человек властный, уверенный в себе и при этом держался отстраненно, если он, конечно, способен на все это разом. Женщина в его присутствии должна чувствовать себя беспомощной, особенно если сама может горы свернуть и реки вспять обратить – и он это знает. Никогда не выказывай перед ней сомнений и ни в коем случае не признавайся, что не понимаешь ее.

– Ладно, моя милая, отыгралась, – сказал Генри. – Но с твоим последним утверждением я бы поспорил. Всегда думал – женщины любят напускать туману и чтобы их считали такими странными… таинственными.

– Им нравится только казаться такими. А потом, когда перестанет топорщить перышки, каждой женщине в этом мире нужно, чтобы рядом был сильный мужчина, который читал бы в ее душе, как в открытой книге, и был не просто возлюбленный, а – «не дремлет и не спит хранящий Израиля»[12]. Глупо, скажи, а?

– Получается, ей нужен не муж, а отец?

– По сути да, – ответила Джин-Луиза. – На этот счет книги не врут.

– Ты ужасно умная сегодня, – сказал Генри. – Где нахваталась?

– В Нью-Йорке, где коснею во грехе, – ответила она. Закурила, глубоко затянулась. – Насмотрелась там на гламурных куколок с Мэдисон-авеню, только-только выскочивших замуж… Знаешь, как они разговаривают? Ужасно забавно, только надо приноровиться – у них там свои ритуальные песни-пляски. А схема повсюду одинакова. Начинается с того, что жены смертельно скучают, потому что мужья так устали от зарабатывания денег, что должного внимания им не уделяют. Когда же они принимаются скандалить, мужья, вместо того чтобы разобраться, в чем дело, ищут, на чьей бы груди выплакаться. Когда это дело им надоедает – нельзя же без конца говорить только о себе, – они возвращаются в лоно. В лоне все по первости цветет и пахнет, потом мужья устают, жены бесятся – и так по кругу. Мужчины в этом возрасте превращают Другую Женщину в кушетку психоаналитика, тем более что оно и дешевле выходит. Гораздо.

Генри вытаращился на нее:

– Откуда столько злости? Что случилось?

Джин-Луиза заморгала:

– Прости. – И раздавила сигарету в пепельнице. – Просто я до ужаса боюсь, что если выйду за неподходящего человека, вляпаюсь во что-то подобное… Ну, мне не подходящего. Я ведь такая же, как все женщины, ошибусь – и он, показав рекордное время, превратит меня в визгливую стерву.

– С чего ты взяла, что выйдешь за неподходящего? Разве тебе неизвестно, что я – домашний тиран, каких поискать? Зверь.

Черная рука протянула подносик со счетом. Джин-Луиза узнала эту руку и подняла глаза:

– Альберт, привет. Каким ты нынче красавчиком… в белой куртке…

– Точно так, мисс Глазастик, – отвечал официант. – Как там житье в Нью-Йорке?

– Замечательно, – сказала она. Интересно, кто еще в Мейкомбе помнит Глазастика Финч, бесшабашную девчонку-сорванца? Да никто, пожалуй, кроме дяди Джека, который порой безжалостно смущал племянницу, потешая честную компанию звеняще напевным перечнем ее детских прегрешений. Завтра утром она увидит его в церкви, а потом придет к нему в гости. Общение с дядюшкой Финчем – одно из главных ее удовольствий в Мейкомбе.

– А вот скажи, чем объяснить, – неторопливо вопросил Генри, – что вторую чашку кофе после ужина ты всегда допиваешь только до половины?

Она с недоумением заглянула в чашку. Любой – даже из уст Генри – намек, что она ведет себя странно, приводил ее в смущение. Подумайте, какой приметливый. И почему это он пятнадцать лет молчал, а теперь решил сказать?

5

Залезая в машину, она треснулась головой о крышу.

– Ах, чтоб тебя! Почему нельзя сделать повыше?! – И терла лоб, пока муть перед глазами не рассеялась.

– Больно?

– Да ничего. Уже прошло.

Генри мягко прихлопнул за ней дверцу, обошел машину и сел за руль.

– Вот оно, нью-йоркское-то житье, – сказал он. – Разучилась на машинах ездить?

– Разучилась. Интересно, когда их приплюснут к земле? Чтоб не выше фута. В будущем году вообще, наверно, лежа будем ездить.

– И лететь со скоростью снаряда. От Мейкомба до Мобила за три минуты.

– Меня вполне устроил бы старый добрый честный «бьюик». Помнишь их? Сидишь футах в пяти над землей.

– Помнишь, как Джим выпал из машины?

Джин-Луиза рассмеялась:

– Я несколько недель его дразнила: до Баркерова Омута не доехал, из машины выпал, мокрая ку-урица.