Книга Сезон любви - Элин Хильдебранд

Манхэттен она покинула в семьдесят втором году ради должности су-шефа в ресторане «Ферма», который располагался на бывшей ферме в центральной части штата Нью-Йорк. Его хозяева, супружеская пара, наняли Маргариту, когда у них родилась дочь с синдромом Дауна. Владельцы редко появлялись в ресторане, и три года Маргарита сама составляла меню, делала заказы и объездила всю округу в поисках лучших продуктов. Идеальная ситуация, о которой только можно мечтать, но обитатели тех мест не привыкли к ресторанам такого уровня, и заведение не пустовало только в выходные. Маргарита занялась рекламой и даже пригласила знакомого ресторанного критика. Впрочем, несмотря на благоприятный отзыв, это не помогло. В семьдесят пятом году ресторан продали, и Маргарита осталась не у дел.

Она подумывала о возвращении домой в северный Мичиган. У отца обнаружилась эмфизема и, возможно, рак легких, матери нужна была помощь. Маргарита решила, что поживет пока в своей старой комнате и подождет благоприятного случая, авось что-нибудь да подвернется. Но когда она позвонила матери, та категорически отказалась. «Ни в коем случае, детка! Даже не думай!»

Диана Биль вовсе не была жестокой, просто она вырастила Маргариту не для того, чтобы та стала поварихой в деревенском клубе или доме престарелых. К чему тогда уроки балета, учитель французского, четыре года в дорогой школе кулинарного мастерства? Неужели все зря?

«Я пришлю тебе денег», – пообещала мать. Диана не объяснила, откуда они взялись, а Маргарита не спрашивала. Отец всю жизнь работал на государственной службе, тем не менее Диана всегда находила деньги, чтобы побаловать дочь: поездки на выходных в Монреаль (во время одной из поездок они купили напольные часы; Диана Биль заметила их в антикварном магазине и оплатила покупку наличными), шелковые шарфы, походы в салоны красоты. Мать хотела, чтобы Маргарита чувствовала себя красивой, хотя в детстве та выглядела довольно заурядно. Хотела, чтобы дочь отличалась от своих сверстниц из городишки Шебойган, которые работали в школе и выходили замуж за фабричных рабочих. А что касается денег… Только много позже, когда ей исполнилось тридцать два, Маргарита догадалась, что в то время у матери был состоятельный любовник.

– Что мне делать с деньгами? – спросила Маргарита, понимая, что мать дала их не просто так.

– Поезжай в Европу, – ответила Диана. – Там твое место.

Маргарита почти забыла, какой она была до двадцать третьего апреля тысяча девятьсот семьдесят третьего года, того дня, когда она зашла в Национальную галерею Же-де-Пом в Париже и обнаружила Портера, крепко спящего на скамье перед картиной Огюста Ренуара «Зонтики». Она помнила свою жизнь – долгие часы работы, усталость, которая тянулась за ней, словно шлейф дурного запаха, – однако не смогла бы рассказать о своих мыслях. Беспокоил ли ее застой в карьере? Или то, что в тридцать два она все еще не замужем? Была ли она одинока? Маргарита не помнила. Она шла по паркету – сотрудник музея впустил ее бесплатно, все равно во вторник днем залы галереи пустовали, – и наткнулась на тихонько похрапывавшего парня. Молодой человек был в полосатом свитере и симпатичных льняных брюках цвета мха; туфли он снял. Волосы, явно преждевременно, уже начали редеть. Едва взглянув на него, на сложенные под подбородком руки, на поношенный ремешок часов, Маргарита сказала себе, что не уйдет, пока он не проснется.

Ждать пришлось недолго, может, минуту. Маргарита прошлась перед картиной. Ровное дыхание спящего сбилось. Она подошла еще ближе, громко цокая каблуками сабо, соблазнительно – по крайней мере она так надеялась – взмахнула длинными волосами. Раздались приглушенные звуки: юноша протирал глаза, потом послышался шорох льняной ткани. Не в силах больше сдерживаться, Маргарита повернулась и увидела, что он сел прямо и смотрит на нее.

– Я заснул, – произнес парень по-английски, затем спохватился: – Exusez-moi. J’ai dormi. J’etais fatigué[10].

– Я американка, – сообщила Маргарита.

– Слава богу! – обрадовался он, поморгал и вытащил из сумки на полу блокнот. – Предполагалось, что я буду писать.

– Об этой картине?

– Да, о «Зонтиках». Я хотел поехать в Лондон, но на шесть месяцев картину привезли сюда, так что я оказался в Париже.

– Не вы один. Я тоже.

– Вам нравится?

– Париж?

– Картина.

– Ах, картина, – протянула Маргарита и наклонила голову, делая вид, что изучает полотно.

Она провела в Париже две недели, но в музей зашла впервые, и то лишь потому, что Лувр подавлял великолепием. Владелец дешевой гостиницы, где она остановилась, невысокий и лысый, посоветовал сходить в галерею Же-де-Пом. «C’est un petit goût», – сказал он. Немного вкуса. Он знал, что Маргарита – гурман. Видел сокровища, которые она каждый день приносила из пекарни, сыроварни или с фруктово-овощного рынка. Хлеб, сыры, фиги. Вечерами она ела, сидя на полу в комнате, которую делила с другими постояльцами. Маргарита приехала в Париж из-за еды, а не ради искусства, хотя всегда любила Ренуара, особенно эту картину. Ей нравились полнотелые красавицы Ренуара, румяные и пышущие здоровьем; полотно казалось живым. Раскрытые зонтики – les parapluies – добавляли сцене живости и веселья, почти праздничности.

– Она очаровательна, – заметила Маргарита.

– Пиршество для глаз, – согласился молодой человек.

В магазине подарков Маргариту едва не свалил с ног резкий запах ароматических смесей. «Зря я сюда зашла», – подумала она. Раньше здесь располагалась ее гостиная с камином, двумя креслами, стенами, заставленными книгами, и оцинкованной барной стойкой со стульями из орехового дерева. А теперь… теперь здесь китайские колокольчики, расписная гончарная посуда, керамические лампы, вышитые подушки, альбомы с видами Нантакета. Маргарита попыталась вдохнуть, но ее носовые пазухи заполнил запах лаванды и душистого перца. Сумки с бакалеей и шампанским, словно набитые кирпичами, оттягивали руки.

– Чем могу помочь? – спросила немолодая женщина с туго завитыми седыми волосами.

Лет ей было примерно столько же, сколько и Маргарите, но, слава богу, Маргарита ее не знала.

– Спасибо, я просто смотрю, – выдавила Маргарита, которой очень хотелось уйти.

Впрочем, женщина так приятно улыбалась, что Маргарита решила остаться. «Никто не виноват, только ты сама, – напомнила она себе. – Теперь твой ресторан похож на пряничный домик».

Его звали Портер Харрис. Преподаватель истории искусств в Колумбийском университете, приехал на весенние каникулы, чтобы поработать над статьей для малоизвестного искусствоведческого журнала. Тема – портреты Огюста Ренуара, датируемые восьмидесятыми годами девятнадцатого века, которые стали шагом от импрессионизма к модернистскому искусству Поля Сезанна. Маргарита кивнула, как будто все поняла. Портер рассмеялся над собственной эрудицией и предложил: «Хотите, уйдем отсюда?» Они направились в кафе неподалеку – выпить пива; Портер радовался, что есть с кем поговорить по-английски.