Книга Бояре Романовы в Великой смуте - Александр Широкорад

Пока царь воевал в Ливонии с немцами, поляками и шведами, а внутри страны – со своими подданными, существенно усилились набеги крымских татар на Русь. За 24 года Ливонской войны больших и средних набегов татар не было только в течение трех лет.

Весной 1571 г. хан Девлет-Гирей со 100-тысячным конным войском в очередной раз двинулся на Русь. Навстречу ему к Оке подошло 50-тысячное земское войско под началом воевод князя Ивана Дмитриевича Бельского, Ивана Федоровича Мстиславского, Михаила Ивановича Воротынского, Ивана Андреевича и Ивана Петровича Шуйских. Туда же отправился и сам Иван Грозный с тремя полками опричников. Впереди шел сторожевой полк боярина Василия Петровича Захарьина-Яковлева, за ним – передовой полк князя Михаила Темрюко-вича Черкасского и государев полк во главе с князем Ф.М. Трубецким.

Девлет-Гирей сумел обмануть воевод и опричников и, как сказано в летописи, «неизвестно где переправился через Оку». Узнав о переправе татар, Иван с опричниками в панике бежал в Александровскую слободу, а оттуда – в Ростов.

Русские же воеводы с земским войском совершили стремительный марш к Москве и 23 мая расположились внутри Земляного города. 24 мая татары подошли к Москве. Стоял жаркий солнечный день, столь же жаркий был и весь май. Передовые отряды татар зажгли предместья Москвы. Сильный ветер занес огонь в Земляной, а затем и в Белый город. Уцелел лишь Кремль. По словам летописца: «Людей погорело бесчисленное множество. Митрополит с духовенством просидели в соборной церкви Успения. Первый боярин, князь Иван Дмитриевич Бельский, задохнулся на своем дворе в каменном погребе, других князей, княгинь, боярынь и всяких людей кто перечтет? Москва-река мертвых не пронесла: нарочно поставлены были люди спускать трупы вниз по реке. Хоронили только тех, у которых были приятели».

Пожар и боязнь русских войск не дали татарам пограбить Кремль. В тот же день Девлет-Гирей поспешно ушел назад. В районе Москвы и на обратном пути татарам удалось захватить 150 тысяч пленных, разумеется, не воинов, а мирных жителей.

Практически на любой войне есть перебежчики, не был исключением и поход Девлета-Гирея в 1571 г. Так, к хану пытался сбежать служилый татарин «царевич Барымский», но был пойман и отправлен на допрос к опричникам. В застенке татарин быстро сознался во всем, что от него потребовали. В частности, он заявил, что его послал к Девлет-Гирею глава Боярской думы князь И.Ф. Мстиславский. Князя немедленно арестовали, и он, то ли под пыткой, а скорее в результате мирового соглашения с царем, признался во всех грехах. Мстиславский подписал специальную грамоту, где говорилось, что он «своей изменой погубил Москву».

За такое преступление Мстиславскому полагалась квалифицированная казнь. Однако князь через несколько недель был выпущен на свободу, а осенью 1571 г. назначен главным новгородским наместником и уехал в Новгород.

Суд над князем Мстиславским и его «признание» оказали царю двойную услугу – народу был указан непосредственный виновник поражений, мало того, получено новое доказательство, что «лихие бояре» продолжают строить козни против царя и государства. Несмотря на опалу, Мстиславский оставался официально руководителем земской Боярской думы. Но он лишь формально числился главой земского правительства. Полной же властью в земской думе обладала старомосковская нетитулованная знать, группировавшаяся вокруг бояр Захарьиных. Процесс по делу князя Мстиславского дал повод для жестоких репрессий против клана Захарьиных.

Оплотом Захарьиных была не только земская дума, но и двор наследника царевича Ивана. После вступления во второй брак Иван Грозный выделил в «особый двор» наследника придворный штат, бояр и дворян. Долгое время главным боярином наследника был его дядя опричный боярин Василий Петрович Захарьин-Яковлев, состоявший при нем в качестве «близкого человека» и «гофмейстера» (дворецкого). Большое влияние при дворе царевича Ивана имели его родной дядя земский боярин Никита Романович Захарьин-Юрьев, а также дяди Иван Петрович Захарьин-Яковлев и Семен Васильевич Захарьин-Яковлев. Первым оруженосцем в свите царевича Ивана был Прота-сий Васильевич Захарьин-Михайлов. Влияние Захарьиных при дворе наследника не могло не пугать Ивана Грозного.

Историк Скрынников полагает, что «Захарьины пытались использовать свое влияние на наследников, чтобы таким путем хоть немного образумить царя и положить предел чудовищному опричному террору»[13].

Отношения старшего и младшего Иванов явно не ладились. Царь неоднократно избивал сына. В свою очередь, сын рос злым и непокорным. Дело зашло столь далеко, что в июне 1570 г. царь публично объявил о своем намерении лишить сына прав на престол, а своим наследником сделать «ливонского короля» Магнуса[14]. Во время официального приема в Кремле царь в присутствии земской Боярской думы и иностранных послов обратился к Магнусу со словами: «Любезный брат, ввиду доверия, питаемого ко мне вами и немецким народом, и преданности моей последнему (ибо я сам немецкого происхождения и саксонской крови), несмотря на то, что я имею двух сыновей – одного семнадцати и другого тринадцати лет, ваша светлость, когда меня не станет, будет моим наследником и государем моей страны, и я так искореню и принижу моих неверных подданных, что попру их ногами".

Информация о конфликтах царя с наследником поступила даже в Польшу, пусть в искаженном и сильно преувеличенном виде. 3 января 1571 г. папский нунций Портико направил из Варшавы в Рим письмо, где было сказано, что русские послы приедут в Польшу с опозданием из-за распрей между царем и наследником, эпидемии чумы и других причин. «Между отцом и старшим сыном возникло величайшее разногласие и разрыв, и многие пользующиеся авторитетом знатные люди с благосклонностью относятся к отцу, а многие – к сыну, и сила в оружии».

О ссорах царя и сына говорили не только при дворе, но и по всей стране, что, кстати, нашло отражение и в народном фольклоре. По Руси ходило несколько вариантов песни. Суть всех вариантов такова: царь Иван Васильевич вывел измену из Пскова и из Новгорода и задумался над тем, «как бы вывести измену из каменной Москвы». Но тут «взговорит Малюта злодей Скурлатович»: «Ах ты гой еси, царь Иван Васильевич! Не вы-весть тебе изменушки довеку: сидит супротивник супротив тебя… » Малюта оклеветал царевича Ивана Ивановича. Грозный поверил навету и велел казнить сына. Но тут за наследника вступился его дядя боярин Никита Романович: «Ты Малю-та, Малюта Скурлатович! Не за свой ты кус примаешься, ты етим кусом подавишься». Благодаря заступничеству Захарьина царевич был спасен. В песне конфликт царя с царевичем имел «хеппи-энд», в жизни же все случилось иначе.

Опричники выбили из опальных новгородцев показания на бояр Василия Михайловича Захарьина-Юрьева и Семена Васильевича Захарьина-Яковлева. Семен Васильевич был объявлен сообщником новгородского архиепископа Пимена в земской думе и отправлен в почетную ссылку на воеводство в Смоленск.